Грехи и мифы Патриарших прудов - Татьяна Степанова

Внимание Кати привлекла женская сумочка, запакованная в пластик, и рядом с ней — предметы, что в этой сумке находились, все тоже по отдельности упакованные экспертами в пластик.

На сумочке отчетливо проступали багровые пятна — кровавые следы. Катя вспомнила, что Гущин говорил ей: убийца брал сумочку Быковой в руки, рылся в ней. Что же он искал, что смотрел там?

Сумочка была из нежно-голубой замши с бахромой. Не брендовая, однако из тех, что прошлым летом были в моде. Очень изящная, небольшая. В выборе этой сумочки чувствовался хороший художественный вкус ее владелицы. На шелковой голубой подкладке тоже имелись багровые пятна засохшей крови.

Катя рассмотрела предметы, которые сыщики обнаружили в сумке.

Паспорт Быковой. Он лежал в пластике в раскрытом виде, и Катя впервые увидела фото девушки.

Темноглазая, темноволосая, чернобровая пышечка-смуглянка. Выражение лица задорное. Щечки пухлые, губки бантиком. Несколько кукольный тип, но юность придавала кукольным чертам редкую привлекательность.

Катя мысленно сравнила фото Пелопеи до аварии и фото Быковой. Да, их трудно поставить рядом. Первая могла бы стать моделью в доме Шанель, а вторая — сыграть в спектакле Дома культуры барышню-крестьянку. Однако можно было понять, почему Виктор Кравцов бросил сварливую жену и ушел жить к хорошенькой скульпторше.

Кроме паспорта из вещей еще имелись губная помада пастельного цвета, маленький синий бумажник, купюра в пять тысяч и мелочь, пачка влажных салфеток, кредитка, ключи от дома, темные солнечные очки.

Ничего этого убийца не взял. А что же он взял из сумки? Катя решила, что мобильный телефон.

Кроме того, в пластиковый пакет было запаковано еще что-то. Какой-то буклет. Катя взяла пакет в руки — это действительно был буклет конкурса «Краса России», который проводился в театре Русской песни. Катя посмотрела на фотографии на буклете — пестрота пестротой, лимита лимитой. На глянце имелись следы сгибов.

В пояснительной, приколотой к пакету степлером, она прочла, что этот буклет лежал во внешнем отделении сумки в сложенном виде, а не внутри, как все остальное.

Внешнее отделение на молнии находилось сбоку — этакий узкий карманчик из голубой замши.

Следов крови на молнии и внутри карманчика эксперты не обнаружили, значит, убийца там не шарил.

Катя положила вещдок рядом с остальными. Еще раз взглянула на фотографию Александры Быковой.

Было тяжело сознавать, что этот милый симпомпончик превратился в кучу гнилого разложившегося мяса, изрубленного топором, в том самом доме, где познал сладость любви.

Ах, что уж там говорить… Надо быть честными до конца.

Сусанна Папинака, подруга Регины, притворялась.

Она лукавила, говоря, что ее волнует судьба Пелопеи. Она лгала, повторяя, что трагедия в семье подруги потрясла ее. На самом деле все было не так.

С некоторых пор Сусанну мало что трогало. Сердце ее не ожесточилось, нет, но она словно распалась на отдельные части. Она в последнее время постоянно притворялась. Притворялась, что может саркастически шутить, вольнодумствовать, судить и рядить о происходящем вокруг. Притворялась, что ей интересно знать подробности. Притворялась, что ее житье-бытье вроде бы по-прежнему прекрасно.

Она притворялась, и ложь стала как бы частью ее натуры.

А если говорить правду, настоящую правду, то…

Порой по утрам ей не хотелось просыпаться. Ей не хотелось ничего. По утрам она лежала, глядя в высокий потолок дома-«cтраха», и пустота окружала ее, пустота, сочившаяся из всех пор.

Сусанна вот уже три года не включала телевизор, чтобы только не видеть всех этих телевизионных морд. Почти не заглядывала в Интернет, чтобы поток злобы, выпиравшей из всех комментариев, — не суть важно, о чем: о новостях, о политике, о новых фильмах, книгах — нескончаемый поток злобы, источавшийся как гной по любому поводу, не касался, не пачкал ее душу.

Порой она слушала окружающих, и уши ее вяли. И она чувствовала себя как отшельник в пустыне — в любом месте, от светской тусовки до фешенебельного торгового центра, в которых так любила бывать прежде.

О да, бывать, порхать, покупать… Регина и Пелопея во времена оны тоже составляли ей компанию, но сейчас обеим было не до шопинга. А Сусанна с печалью созерцала изменения, коснувшиеся и этих щедрых райских мест. Пустые пространства ЦУМа, где хоть какая-то активность еще теплилась лишь на первом этаже, в отделе парфюма. И леденящее кровь безлюдье супердорогих «Времен года» на Кутузовском.

«Времена года» — мекка Рублевки, ставшая этакой платиновой глухоманью, где облаченные в форму с галунами швейцары с потерянным видом распахивали перед вами хрустальные двери в абсолютно пустой — даже в предпраздничный новогодний период — храм богатства. Где в аквариумах бесчисленных бутиков знаменитых мировых брендов, словно карпы подо льдом, задыхались от отчаяния ввиду полного отсутствия покупателей вышколенные продавцы. Где в бутике «Оскар де ла Рента» буквально за полы ловили единичных зевак, чтобы только зашли. Где в бутике «Шанель» с грустью качали головой и размышляли, куда катится эта бедная страна — неужто, не дай бог, в новый совок?

Где все еще кичились брендами, но не могли их продать, где словно само время застыло, как студень, и давило вам на нервы своей полной безысходностью.

Потому что… и Сусанна — человек неглупый, отлично это понимала, — потому что если уж очень богатые перестают приезжать туда, где они так любили бывать и покупать то, что могли себе позволить, но уже не могут, если даже очень богатые прошмыгивают мимо, мимо всех этих сияющих витрин бутиков с одеждой, вечерними нарядами, мехами, едут на эскалаторе на верхний этаж и гнездятся, словно встрепанные галки, в итальянском ресторанчике с весьма демократичным меню и потрясающим видом на парк, то что уж говорить о…

О не очень богатых. Об обитателях Патриарших-Патриков, наколотивших себе весьма среднее по мировым меркам количество бабок? О знакомых и приятелях с Малой Бронной, Ермолаевского, Спиридоньевского, Большого Патриаршего? О таких, как она, Сусанна Папинака, Регина, ее дети?

А что тогда говорить о простецах? Обо всех остальных? О прочих нищебродах? О тех, кто вообще имел несчастье родиться не в сытой Москве, а там, там — на бескрайних просторах, на пашнях, на пажитях, на берегах могучего Тобола, воспетого в новоиспеченном романе? В дебрях Сибири? В копоти Челябы? В вечной мерзлоте?

Ну, положим, тем, кто и так ничего не имел и жил от зарплаты до зарплаты и не завел счета в банке, и сожалеть вроде как не о чем. И терять нечего, кроме как своих цепей, да?

Но все же и они как-то жили — так думала Сусанна, вздыхая. И они имели мечты — построить на участке баньку, сделать ремонт в хрущобе, купить в кредит новый холодильник, взять опять же в кредит в банке пять тысяч рублей и купить билет на Стаса Михайлова, на народный корпоратив.