Я, президент и чемпион мира - Лали Морошкина

Не переношу это «бандажное» поколение женщин. У мужей миллион любовниц, а по вечерам, дома они просто ягнята. На престижных концертах, свадьбах и похоронах их жены демонстрируют дорогие шубы и бриллианты, сутки напролет сплетничают на кухнях и покупают все новые и новые сервизы. А таких, как, я готовы в землю закопать только потому, что мы не приемлем их нравственных установок, а по жизни идем самостоятельно. Что за двойные стандарты — «Мамочка, что это себе позволила Морошкина?» — сами же с сигаретой во рту кувыркаются с очередным любовником, а, вылезая из постели, по-прежнему соблюдают стародавние адаты и обычаи. И ничего, что больше полгорода подпирают и царапают потолок рогами. Главное — Его Величество Общественное Мнение!

В Грузии все женщины — благочестивые, но у каждого мужика имеется любовница. Парадокс? Я хочу, в первую очередь, самой себе подтвердить, что я личность, а внешность — мой маленький плюс, а не большой минус! А твой тезка и слышать ничего не хочет. Я никогда не буду среднестатистической женой, хотя уже однажды испытала, что значит остаться одной с маленьким ребенком. Дети получат всё, что им полагается, от меня, я не надеюсь ни на одного отца, будь он хоть суперменом.

Если бы мой гнев материализовался, то, наверное, ветровые стекла, кресла, парприз и крыша «Ровера» погрязли бы в фосфоресцирующем месиве.

— Да подожди ты! Вот придем к власти и накажем этих из поколения бездельников, поборников двойной морали! В этом мире у тебя всегда будут проблемы, потому что ты независимая, упорная и бесстрашная, — сказал Миша и нервно поправил волосы. — В Грузии не принято даже малейшее отклонение от «принятых» норм. Столько разговоров о толерантности и терпимости, а все это нарушается на каждом шагу. Вот, возьмем Вано Мерабишвили, три года назад женился, расписаться — расписался, а вот не венчался. Этот человек родом из Ахалцихе, вырос в хорошей семье, но исповедующей католицизм, ну и что за проблема? Его жена (она на тринадцать лет моложе мужа) позвонила мне и, естественно, пожаловалась: столько сплетен, бедняжке постоянно треплют нервы. Почему каждый должен совать свой нос в чужую жизнь?! Все таблоиды трубят: «Почему назвали сына Мишей, будет православным или католиком?» Короче, «сожрали» несчастных.

Какое кому дело, где я молюсь и с кем дружу? Видно, у людей нет своей жизни, вот они и суют свой нос в чужую. Жена Вано — Тако сказала мне, что с ностальгией вспоминает то время, когда Вано приезжал на простеньком голубом гольфе и дарил ей голландские цветы. Да, кстати, о Голландии, хорошо, что Сандры здесь нет, а то бы мы давно разошлись, нам бы житья не дали! Так что, держись! Как у вас говорят? «Москва слезам не верит!» Может быть, я говорю неправильные вещи, но чего бы тебе ни стоило, доведи дело до конца, а то прерванную тобой песню допоют другие.

Выговорившись, я немного успокоилась.

Я и мой друг очень многим походили друг на друга, оба мыслили нестандартно, не вписывались в грузинский менталитет. В детстве уже на втором уроке я снимала с себя белый воротник, а Миша — неизменный атрибут мальчиковой униформы — синюю бабочку, ну душили они нас, что еще оставалось делать? Когда в начальных классах уважаемая Нинелимасцавлебели спросила Мишико: «Как ты думаешь, почему лист осенью поменял окраску?», он ответил: «Лист, наверное, нашкодил, он обидел маму, затем задрожал и покраснел». А мне больше всего во втором классе нравился рассказ «Сердце матери», когда юноша по просьбе возлюбленной вырвал сердце матери, а по дороге, когда споткнулся о камень, материнское сердце прошептало: «Не больно тебе, сыночек?»

Помню, маму вызвали в школу, мол, может, отведете девочку к невропатологу, почему ей понравился этот рассказ? Манана, не читавшая на грузинском, попросила мужа помочь. Когда Талес ей его перевел, Манана при следующей встрече совершенно искренне спросила учительницу: «Зачем вы читаете второклассникам такую жуть, даже я, взрослый человек, всю ночь не спала?» Интерпретируемая нами жизнь всегда отличалась оригинальностью, за что в школе и попадало!

А вот дома нас баловали: американский дядя Миши по матери, Темур Аласания, присылал ему отличную одежду и разные вкусности. На перемене вся школа клянчила у Миши жвачки «Педро» и «Дональд». А меня частыми поездками за границу и вытекающими из поездок такого типа прибамбасами баловала сочинская бабушка. И еще, у нас обоих были молодые мамы, и нас вырастили отчимы…

— Вот и наши собрались, — вернул меня, далеко улетевшую в детство, к действительности Миша, и мы направились к памятнику Илье Чавчавадзе. Представители молодежного крыла «Национального движения» весело заигрывали с журналистками, старшие прикрепляли плакаты на импровизированной сцене. И, как ни странно, в поте лица трудился мой сосед, дядя Нодари.

Что такое добро? Сотвори милосердие, и оно к тебе обязательно вернётся.

Мы все больше сближались с отцом, как будто он подсознательно соревновался с Талесом. Утерянная роль в воспитании первого внука Сандро была полностью отыграна на маленьком Георгии. Каждое утро папа приходил ко мне с полными сумками продуктов и игрушек. Необычайно талантливый, умный и тонкий, он по глазам понимал все и предлагал оригинальный выход. «Как жаль, что столько лет потеряно», — эти слова, смешанные с болью и отеческими переживаниями, до сих будоражат мою память…

Профессор, врач, автор первой книги по грузинской генетике, в то же время весельчак, человек с тонким чувством юмора, просто верийский мальчишка, у него было необычайно много общего со мной и моими детьми.

— Как ты на меня похожа, на меня и моего отца, ну просто вылитый Боря! Нинико и Софья больше в мать, они очень серьезные, а у тебя и характер как у меня — мягкий, озорной, славянский, вместе с тем пропитанный кахетинским упорством, Мананкиного ничего нет! — будто под увеличительным стеклом рассматривал меня Виктор и с сожалением вспоминал проведенные без меня годы.

— Как это глупо. Мы были молоды, и это моя самая большая ошибка. Правда, Талес дал тебе все, но в то же время отобрал у меня отцовскую любовь.

— Ладно ну, папа, если бы я не пришла к тебе, ты бы обо мне и не вспомнил. Это сейчас, когда мы хорошо узнали друг друга, ты понял, что ошибся, но если б не моя инициатива, ты бы меня не знал. Зачем тебе соревноваться с умершим человеком?

— Потому, что ты больше любишь ушедшего в загробный мир Талеса, чем меня, находящегося рядом. На его похоронах тебе стало плохо, и если б не твой брат, ты бы сильно расшибла лоб. А когда умру я, мне кажется, ты не прольешь ни слезинки, — раздраженным тоном ответил Виктор.

— Знай, только через сто лет! Мне достаточно одного умершего отца, а тебе еще предстоит вырастить внуков, потом выйдут замуж Нинка и Софья, и увидишь, у тебя будет целый детский сад, — сказала я задумавшемуся Виктору, через руки которого и так прошли дети половины Тбилиси, так как он возглавлял фонд социальной педиатрии.

— Моя вина, моя… но прошлого не вернуть. Кстати, что я хочу сказать, знаешь, раз у нас сегодня день биологических отцов, у Ники Саакашвили инфаркт. Я должен его навестить. Прошу тебя, пойдем со мной, — обратился ко мне Виктор и посмотрел с хитринкой.