Жена лекаря Сэйсю Ханаоки - Савако Ариеси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В самом начале Сэйсю написал: «Я собираюсь излечить рак груди по примеру Хуа Ту». Из этих слов становится понятно, почему он называл обезболивающее снадобье «мафуцусан», а не «цусэн-сан» – в честь опытов Хуа Ту с «водой забвения». И хотя он заявил, что следовал Хуа Ту во всем, никаких достоверных записей о достопочтенном мастере врачевания, родившемся семнадцать веков назад, не осталось, так что Сэйсю можно считать первооткрывателем в этой области. Кроме того, Хуа Ту был героем детских грез Умпэя, отсюда, скорее всего, и эти ссылки на его работы. К тому же они – явное свидетельство искренней веры в успех описанной выше операции.
Это была не просто великая личная победа Сэйсю. По сути, данная операция – первый в мировой истории опыт хирургического вмешательства под действием общего наркоза. Доктор Лонг из Соединенных Штатов воспользовался эфиром в 1842 году, а доктор Симпсон, британский гинеколог, применил хлороформ в 1847-м. Но оба эти случая произошли соответственно через тридцать семь лет и сорок два года после операции, проведенной Сэйсю Ханаокой. Можно сказать, что достижения японского врача подтолкнули развитие хирургии, которая до той поры пользовалась дедовскими методами и пребывала в полном застое. Кроме всего прочего, она открыла новые горизонты для проведения так называемых сложных операций.
Гемангиосаркома задушила сестру Сэйсю, и она тихо умерла спустя месяц после его триумфа. Ей было сорок два года, и она до самого конца сохраняла трезвость рассудка. На кладбище Ханаока поставили новое надгробие. Корику и представить себе не могла, что через сто пятьдесят лет великие достижения ее брата будут отмечены на Международной хирургической конференции, а вместе с другими вещами, принадлежавшими знаменитому лекарю, в чикагском Зале Славы появится написанная в лучших японских традициях картина, изображающая участвующих в опыте Оцуги и Каэ.
В разгар царившего в доме возбуждения и ликования по поводу успехов Сэй-сю только Каэ помолилась за Корику и воскурила в домашней божнице благовония, проливая слезы искренней скорби. Она думала, что теперь, когда честолюбивые замыслы Сэйсю воплотились в жизнь, души Оцуги и Корику могут упокоиться с миром. И все же из головы не шла горькая фраза Корику: «Это потому, что ты победила!»
В конце месяца Сэйсю наконец-то навестил жену.
– Ты, должно быть, уже наслышана о моем невероятном успехе, Каэ. Все получилось только благодаря тебе и матушке. Скоро эти известия перевернут жизнь каждого японского лекаря!
Великий человек весь светился от радости, и, хотя в присутствии учеников он старался держать себя в руках, притворяться перед женой не собирался. Каэ тоже была в восторге, по крайней мере внешне. Однако в душе ей стало не по себе. Она и в самом деле не верила, что оказала мужу большую помощь и имела прямое отношение к его победе, как тот утверждал.
– Поздравляю. Матушка была бы так счастлива! – Каэ чувствовала себя неловко, в голове назойливо звучали слова умирающей золовки.
Количество учеников у достопочтенного доктора Сэйсю Ханаоки неуклонно росло, пока не перевалило за сотню. Его операция по удалению раковой опухоли груди с использованием общего наркоза прославила маленькую деревушку. Люди стекались в уезд Натэ провинции Кии из самых дальних уголков, приходили с залива Цугару на севере и из княжества Сацума на юге, и вскоре Хираяма стала местом сбора представителей врачебного искусства. Сколько крыльев ни пристраивалось к дому, возможности Ханаока принять всех желающих пройти обучение не соответствовали потоку вновь прибывших, и вскоре Сэйсю приобрел еще один участок земли и отстроил на нем новое, более вместительное здание. Центральная часть, состоявшая из приемных и операционных, соединялась крытой галереей с семейными покоями. Отделение для тяжелых больных располагалось в другом крыле, вместе с комнатами для учеников и помощников, а также хранилищем готовых снадобий и лекарственных трав. В дополнение к этому имелись помещения для слуг, конюшня на двух лошадей, «сокровищница» для дорогих медицинских инструментов и склад для риса и других продуктов питания. В общем и целом все эти постройки занимали около одного тамбу[48]земли, то есть в десять раз превосходили по площади первоначальный дом с его крохотным огородиком, где рос белый дурман. Когда внушительную конструкцию увенчала черепичная крыша, все здание засверкало. Эта красота стала предметом гордости Хираямы. Из-за царившего внутри запаха свежего дерева Сэйсю окрестил свое творение «Сюнрин-кэн» – «Дом весеннего леса». На воротах вывесили соответствующую табличку. Ученики называли его между собой «Храм науки в весеннем лесу». Десятки молодых людей мечтали поселиться под его крышей.
Изучающие хирургию юноши не были единственными обитателями «Сюнрин-кэн». Сюда со всех концов страны стекались больные вместе со своими родственниками, хотя конечно же «Сюнринкэн» не мог вместить всех желающих. В Хираяме появилось несколько новых постоялых дворов, таких как «Кайкайдо» с примыкающей к нему харчевней. Благодаря достопочтенному доктору Ханаоке от постояльцев там не было отбоя. Чуть позднее появился постоялый двор «Хотэй-я», в котором жили ученики, не поместившиеся в «Сюнринкэн». Вскоре крестьяне тоже стали сдавать комнаты. Мало-помалу жизнь в крохотной деревушке забила ключом.
Харутоми Токугава, десятый даймё Кии, неустанно заботился о просвещении народа на подвластных ему землях. Он собрал у себя немало выдающихся ученых – в их числе был и сам Норинага Мотоори[49]из Исэ, – а также основал государственную школу. Едва ли такой правитель мог проглядеть Сэйсю Ханаоку, чья слава разнеслась по всей Японии. Кому году Кёва[50]он уже пожаловал Сэйсю звание самурая, хотя в ту пору лекарь вежливо отклонил предложение даймё стать его личным врачом. Сэйсю объяснил, что государственная служба помешает выполнению его главного долга, а именно: лечить простых людей. Подобный случай уже имел место в истории. Согласно легенде, Хуа Ту в свое время также отказался от подобного предложения Цао Цао из династии Вэй. Однако для князя стало делом чести склонить Сэйсю к казенной службе, и он настаивал до тех пор, пока в итоге в 10-м году Буйка[51]врач не согласился занять пост советника по вопросам врачевания. Однако ему было позволено сохранить свою резиденцию в Хираяме. Во 2-м году Бунсэй[52]его повысили до звания государственного лекаря, а в 4-м году Тэмпо[53]– ведущего хирурга и первого врача провинции Кии. По традиции этот пост требовал от лекаря побрить голову, но Сэйсю предпочел носить длинные волосы на манер китайских целителей. И сумел-таки отстоять свою точку зрения. На подобную беспрецедентную вольность власти закрыли глаза отчасти потому, что Сэйсю был человеком известным в народе, но главным образом из-за его влияния в мире медицины.