Поджигатели - Крис Клив

— Благодари Бога, — сказал Теренс.

Он соскользнул на сиденье. Он сидел ближе, чем нужно. Его нога прикасалась к моей. Я почувствовала, как он навалился на меня, когда мы повернули направо на Олд-Форд-роуд.

— Фантастика, мне стало гораздо лучше, — сказал он. — Ты была права. Вечер в пабе — это именно то, что нужно.

Я просто смотрела в окно. Мне не хотелось отвечать. Во мне, наверно, было восемь порций джин-тоника. Я стояла на месте, а Лондон несся мимо меня. На самом деле было похоже, как будто Лондон пытается добежать до унитаза, пока его не стошнило. Это был один из таких вечеров, которые иногда бывают в Лондоне, когда пьяны все, до последнего типа. Был один из таких вечеров, когда городские пижоны в рубашках «Хэкетт» выскакивают перед твоим такси, размахивая руками и вопя: ТАКСИ! ТАКСИ! и таксисту приходится выворачивать руль и орать: вы что, слепые, у меня пассажиры, уроды безмозглые, извините за выражение. Был один из таких вечеров, когда хочется, чтобы побыстрее наступил день.

Теренс Бутчер положил руку мне на колено. У меня поехали колготки, и я чувствовала его кожу на своей. Я посмотрела на него и улыбнулась:

— Не здесь, Теренс. Еще будет время.

Я отвернулась и посмотрела в окно. Мы только что повернули на Кембридж-Хит-роуд, и там стояла пробка. Люди бежали, стараясь успеть на последний автобус, и полицейские с мегафонами кричали, чтобы они поторапливались.

Я закрыла глаза и почувствовала что-то сзади на шее. Может, это были его губы. Или это были губы мужа или Джаспера, во мне было восемь порций джин-тоника, которые говорили мне, что нет никакой разницы. Теренс перешел к моему бедру. Я вдохнула, и его рука передвинулась на ногу. Потом я почувствовала, как он просовывает руку под белье. Господи, подумала я, опять. Я чувствовала, как его пальцы гладят мне лобок, и мне померещилось, как белый микроавтобус за нами взрывается и наше такси взлетает на два с половиной метра над станцией метро «Бетнал-Грин». Я почувствовала, как красная кровь струей бьет из меня, пока наше такси вертится черным пятном в ночи под улыбающимися лицами щита надежды. Я чувствовала тяжесть Теренса Бутчера на себе, когда мы лежали, сгорая в обломках. Господи, как же хорошо умирать не в одиночку.

Выпивка вдруг сильнее дала о себе знать. Я открыла глаза, мы как раз поворачивали направо на Бетнал-Грин-роуд, и в конечном итоге мы не взорвались. Я почувствовала во рту сладковатую слюну.

— Ой, кажется, мне срочно нужно выйти.

Таксист нажал на тормоза и резко остановил машину. Таксисты по голосу понимают, когда ты говоришь серьезно. Я вышла, и меня вырвало на двойную желтую линию, а Теренс Бутчер держал меня за плечи. Рвота была чисто зеленого цвета, ей можно было бы чистить медь. Когда мы сели обратно в машину, мне стало гораздо лучше. Я улыбнулась Теренсу.

— Извини.

— Да ради бога, пожалуйста, — сказал он. — Не извиняйся.

Мы ехали мимо «Кентукки фрайд чикен» и индийских магазинов, до моей квартиры оставалось две минуты.

— Ой, а я почти приехала.

— Ты уверена, что дойдешь? — сказал Теренс.

Шофер повернул на Барнет-Гроув.

— Давай я тебя провожу, — сказал Теренс.

— Уже почти комендантский час. Ты понимаешь, что если ты пойдешь со мной, то тебе придется застрять у меня на всю ночь.

— Да, — сказал он. — Об этом я и думал.

— А как же твоя жена?

— Я ей позвоню, — сказал он. — Скажу, что пришлось остаться на работе.

Я держалась за его руку. Кожу у меня покалывало, в животе прыгало. Пустота внутри меня завывала, как ветер между высотками. На Барнет-Гроув таксист сбавил скорость из-за лежачих полицейских. Моя улица была серая и унылая, по ней летели пакеты из «Теско», как призраки скидок.

— Где остановить? — сказал таксист.

— Да здесь где-нибудь.

Такси остановилось, и я сжала руку Теренса Бутчера.

— Теренс. Ты мне нравишься. Давай не будем ничего портить. Иди сегодня к своей жене. Встань завтра утром и чувствуй себя хорошо. Заботься о детях. Поверь мне, ты не знаешь, как это важно. А потом подумай обо всем, если я и потом буду тебе нужна, я буду с тобой. Только давай не будем делать вот так. Пожалуйста, давай постараемся, чтобы твоя жена и дети никогда не узнали.

Теренс моргнул. Он был такой грустный. Я так хотела его, что пустота внутри меня кричала: НЕТ НЕТ НЕТ, но я все равно это сделала. Я последний раз сжала руку Теренса и отпустила. Я открыла дверь, вышла, взялась за ручку и захлопнула Теренса Бутчера в его жизни с детьми и женой в ее белозеленых кроссовках. Я помахала ему на прощание и смотрела, как его усталое лицо прижалось к стеклу.

Я уставилась на мертвые лица Щитов надежды, плавающие в оранжевом небе. Я долго смотрела и потом вошла в дом, поднялась наверх, взяла Мистера Кролика и свернулась вместе с ним на полу в комнате сына. Я спала, и мне снились муж и сын. Они в арсенальных футболках уезжали в небо на нашей старой синей «астре». Они были так рады, что едут. Я сделала им бутерброды на случай долгой дороги. Муж улыбнулся мне. Он был высокий и красивый, и он был целый. Я улыбнулась ему в ответ. «Мы поехали, любимая, — сказал он. — А ты приезжай к нам, когда захочешь». Я помахала им рукой. Сын улыбался и махал мне, прижавшись носом к заднему окну. Я смотрела, как они уезжают прочь по Барнет-Гроув к восходящему солнцу.

Когда я проснулась, комната моего сына была розовой от нового дня, входившего сквозь занавески. А я? Я все улыбалась.

Позднее в то же утро я пошла со своим похмельем в душ. Я говорю душ, Усама, но на самом деле я стояла в ванне. У нас был такой душ, с резиновым шлангом, который надевают на краны. Сын его обожал. Он снимал его с кранов и заставлял меня прижимать резиновые концы к ушам, чтобы он мог говорить через душевую насадку, как будто это был микрофон. Обычно он говорил ВЫХОДИТЕ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ. Наверно, муж его научил.

Сын обожал эту игру, у меня уходило несколько часов, чтобы вымыть ему голову. Но ты же избавил меня от этого труда, Усама. Так что я мыла свою голову, когда зазвонил дверной звонок. Я уже в третий раз ее мыла. Никак не могла избавиться от запаха дыма с самого майского теракта.

Я замотала голову полотенцем, надела розовый банный халат и пошла к двери. Закрепила цепочку, приоткрыла и выглянула. Там стояла Петра Сазерленд. На ней были темно-бордовые сапоги на шпильках, шелковая юбка с цветами, розовый кашемировый свитер, и волосы у нее были длинные, прямые и блестящие. Она стояла и смотрела на меня. Лицо у нее было очень бледное, без кровинки.

— Что мне сделать, чтобы от тебя отвязаться? — сказала она.

Я хотела закрыть дверь, но Петра поставила в проем ногу. Мы обе начали толкать дверь, но она не могла ее открыть из-за цепочки, а я не могла закрыть из-за ее ноги.

— Чего тебе надо?

— Я хочу, чтобы ты перестала бегать за Джаспером, — сказала она.