Змея и Ворон - Екатерина Оленева

– Не верю. Отец не стал бы этого делать. Он не захотел бы причинить тебе боль.

– Ты плохо знаешь его, Лекса. На самом деле твой отец страшный человек. Если хочешь знать моё мнение, я порой даже не знаю, а человек ли он вообще?

Теперь в задумчивости руки Лейлы теребили прядь светлых волос.

– Ты его любишь? – прямо спросила Александра.

Лейла подняла глаза на дочь и медленно покачала головой:

– Нет.

Отчего-то это было больно слышать.

– Никогда не любила, – тихо продолжила Лейла. – И не думаю, что смогу когда-нибудь полюбить. Да ему и не нужна моя любовь. Возможно, в твоей привязанности он и нуждается, хотя даже тут, прости, я не уверена.

– Ты правда думаешь, что Змей тебя не любит?! – возмутилась Александра такой несправедливостью матери к отцу. – Серьёзно?.. Ох, ну, почему все блондинки такие блондинки? Я не обеляю отца. Я не могу не видеть, что он чудовище – но он наше с тобой чудовище! Чтобы не дать тебе умереть, он двадцать лет просидел взаперти, делясь с тобой своей жизненной энергией. Ты была единственной, ради кого он позволил затянуть себе петлю на шее. Его уязвимая пята, из-за которой, на минуточку, он потерял всё, к чему шёл добрую сотню лет!

– Как показательно, – с насмешливой горечью, не скрывающей душевной боли, проговорила мать. – Его ты зовёшь отцом. А меня – Лейлой.

– Извини, – осеклась Александра, – я не специально.

И это было правдой.

– Просто, ну… я никак не могу привыкнуть к тому, что люди в этом мире не стареют. Ты выглядишь моложе меня, мои парни заглядываются на тебя. Это так странно, – Александра лукаво усмехнулась – Иногда, если честно, даже подбешивает.

С удивлением Александра почувствовала прикосновение руки Лейлы к своей спине. Оно было робким и несмелым, будто молодая женщина сомневалась в правильности того, что делает.

– Мне очень жаль. Жаль, что всё так. Что при живой матери ты чувствуешь себя сиротой. Как, чем я могу тебе помочь? Как мне всё исправить?

Тут бы великодушно отказаться от всего и заверить, что привязанность наладится сама по себе со временем. Или не наладится. Но, в любом случае, её не стоит пытаться купить или заслужить.

Однако Александра поступила, увы, не так великодушно.

– Убеди отца не убивать Ворона, – прямо попросила она. – Если действительно хочешь мне помочь – сделай это.

– Для тебя это так важно? – удивилась Лейла. – Этот человек, этот Ворон – он же хотел тебя убить, Лекса. Мы со Змеем два дня с ума сходили, не зная, жива ли ты ещё? Мертва? И ты хочешь?

– Да, хочу! Ведь речь идёт о моих чувствах, а не о ваших. И ты ведь сама сказала, что хочешь помочь?

– Я и хочу.

– Ну, так помоги!

– Даже если бы и хотела, что я могу? Змей не станет меня слушать.

– Станет!

По губам Лейлы скользнула всё та же горькая усмешка:

– И заявив о собственном мнении, собственном голосе ты поможешь не только мне, но и себе – тоже. Нельзя не делать ничего, нельзя просто плыть по течению. Проснись, Лейла! Иначе так и останешься одинокой принцессой в зачарованном замке. Пока ты тут разыгрываешь спящую красавицу, Медора времени даром не теряет и, похоже, готова утешить отца. А если отец прикончит Ворона – в глубине души я никогда не прощу вам этого! Ни ему – за его жестокость, ни тебя – за твою пассивность.

– Это жестоко! И несправедливо! Ты сама-то пыталась с ним поговорить?

– У тебя есть способы убеждения, не доступные мне.

– Что ты имеешь в виду?

– А ты не понимаешь? Ночная кукушка всегда дневную перекукует? – так, кажется, говорят на нашей, теперь уже такой далёкой, Родине?

– Я не стану обсуждать с тобой этот вопрос!

– Со мной и не надо – обсуди с отцом. Перестань шарахаться от него. Перестань жить воспоминаниями. Мы – это то, что есть здесь и сейчас. Хочешь, чтобы я относилась к тебе с доверием, так сделай хоть что-нибудь, что поможет мне это доверие установить. Ворон мне нужен живым. Убеди отца сохранить эту жизнь, а я… я впредь буду ему послушной дочерью. Выйду за того, кого он скажет; надену то, что он велит; буду учиться тому, чему он сочтёт нужным меня обучать. Я вас не разочарую, если вы не разочаруете меня.

Лейла какое-то время смотрела на дочь, а потом отвела взгляд:

– Ты похожа на отца не только внешне. Ты, как и он, думаешь только о том, что тебе хочется и цена не важна, да?

– Он настолько тебе ненавистен? Но ведь я как-то родилась на свет? Значит, не так уж… и ненавистен?

– Я попытаюсь сделать всё, что смогу. Но, поверь мне, если твой отец решит убить Ворона, он сделает это, не взирая ни на что, а уж если решит пощадить, то не из-за моих или твоих слёз, а потому, что лично ему это будет выгодно. Уж такой он человек. Но если это, хоть в какой-то степени поможет растопить лёд между мной и тобой – то я попытаюсь.

– Поможет! – с яростной мольбой проговорила Александра. – Пожалуйста! Ты себя недооцениваешь! Отец будет рад твоему первому шагу. Мы все от этого лишь выиграем.

Судя по выражению лица Лейлы, она не спешила верить словам дочери:

– Ты слишком мало его знаешь.

– Я знаю его! Ты же сама говорила – мы во многом похожи. Я ведь и тебя не знаю, но чувствую, что желание прощать и щадить во мне уж точно не от папочки унаследовано. Помоги мне. Пожалуйста!

– Я думала, что тебе нравится Дэмиан.

– Я люблю Дэмиана, в чём-то даже больше Ворона, потому что насчёт последнего я совсем не уверена, что это любовь. Больше похоже на наваждение, на зависимость, на болезненную жажду. Это совершенно нездоровые отношения, я понимаю…

Лейла в ответ на тираду дочери тяжко вздохнула:

– Знаешь, я когда-то увлекалась психологией. В какой-то из этих пустых книг говорилось, что дочери неосознанно выбирают себе парней, похожих на их отцов. Но ведь ты своего даже не знала?.. Наверное, правда, наши родители живут в нас, и все мы продолжаем одну и ту же историю. Потому что то, что ты описываешь, мне очень хорошо знакомо.

Подавив очередной вздох, Лейла кивнула:

– Ладно, я попробую.

– Думаю, стоит начать прямо сейчас, – лукаво улыбнулась Александра матери.

Когда, проснувшись, Александра увидела Дэмиана, развалившегося в её кресле как у себя дома, настроение её отнюдь не улучшилось.

– Что ты здесь делаешь? – не слишком приветливо буркнула она.

В серых дымчатых глазах друга стал холод, а гнев боролся с укором:

– И тебе доброе утро, дорогая, – сощурился он.

– Вопрос остался открытым: что ты делаешь в моей спальне?