Дороги хаджа - Самид Агаев

– Любопытно. И что из этого следует?

– А разве ты не видишь связи?

– Нет.

– Это одна и та же идея. Разве ты не видишь? Все живое подвержено наказанию в виде тлена или смерти за то, что вопреки установленному мировому порядку вырвались из общего лона материи. Но это удается им лишь на некоторое время, гибель неизбежна.

– Не возьму в толк, на что ты намекаешь? – почему-то обиделся монах.

– Я не намекаю, говорю прямо. Это закон природы и к христианству имеет лишь косвенное отношение. Я не знаю, как давно существует твоя легенда, но Анаксимандр жил тысячу семьсот лет назад. Христос был распят тысячу двести тридцать с лишним лет назад.

– Хорошо, ты не намекаешь, ты говоришь прямо. Но что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что эта идея, существует в менее красочном виде, в древней греческой философии. Она говорит о том, что твоя басня о грехопадении Адама, лишь вариант непреложного закона. А если вариант, то значит, вариантов может быть сколько угодно. И все они имеют право на существование. То есть христианство не единственно возможное и правильное учение. А раз так, то и моя религия, исконно русская, имеет точно такое же право на существование.

– Если это закон, тогда почему в твоей религии нет подобной истории? – язвительно спросил монах.

– Я могу объяснить. Это просто. У нас, у русских людей, у славян суровые условия жизни.

– А причем здесь условия жизни? Что-то, брат, тебя не туда понесло.

– Это тебе так кажется. Грекам и иудеям не надо было тратить на свой быт столько сил, как славянам. Там и там тепло. И на деревьях растут плоды, которыми худо-бедно можно утолить голод. Поэтому у них оставалось время для духовного поиска. А нам не до этого, нам надо обогреть свое жилище, обустроить его от холодов. Думать о хлебе насущном. Все силы уходили на это. У нас на это просто не хватало времени. Потому что мы не праздные люди. А что делаете вы? Пересаживаете византийскую религию на русскую почву. Твой Христос говорит: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Взгляните на птиц небесных – они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец небесный питает их». Но согласись, Фома, если человек последует этому совету здесь на Руси, он замерзнет и помрет с голоду. Чем он будет кормить свою семью. Манной небесной? Или вы, священники, будете кормить их? Да вы сами смотрите, что прихожанин принесет вам в церковь. А разве вы в свободное от молитв время не заготовляете припасы на зиму? А? что ты так долго молчишь и не возражаешь?

– Что-то наш разговор принял нежелательный оборот, – сказал Фома, – может быть, сменим тему? – но тут же заявил. – Вот, ты, ерничаешь здесь, а Христос, между прочим, ходил по воде, аки посуху.

– Ну и что, – равнодушно сказал Егорка, – я тоже хожу по воде аки посуху. Всю зиму хожу, пока лед не растает.

– Нет, с тобой невозможно разговаривать, – посетовал монах, – давай лучше вино пить.

– Нет, погоди. Известно ли тебе, что Иисус продал апостола Иуду Фому, не желавшему проповедовать в Индии, индийскому купцу Хаббану за двадцать серебренников.

– Давай, о чем-нибудь другом поговорим, – попросил Фома.

– С меня хватит, я ложусь спать, а то мне неведомо уже, море меня качает али вино.

Егор устроился на лавке, укрылся своим плащом.

– Ты бы тоже спал, – заметил он, – а то второй день не просыхаешь. Перед командой неудобно.

– Ничего, – отозвался монах, – я украдкой. Им не видно. Посижу еще, подумаю о Боге. Надобно очиститься сердцем после твоих невежественных и богохульственных речей.

Но, несмотря на такое заявление, до Егоркиного слуха вскоре донесся носовой посвист. Монах спал.

«Кажется, он уже освоился на море» подумал Егор и закрыл глаза. Но мир сразу же закачался и Егорка, опасаясь возможной тошноты, открыл глаза. Выпил он немного, но вкупе с корабельной качкой вино оказало влияние на организм. Егорка несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул свежий морской воздух, приводя свои чувства в порядок. Ему полегчало, но он решил пока не спать, на всякий случай. Тем более, что ненавязчивые поначалу носовые посвисты Фомы стали ниже и басовитее. Он начинал похрапывать. На море начиналось волнение. Рулевой разбудил капитана, поскольку на мостике появилась его фигура. Ветер крепчал. Корму, где находились пассажиры, уже изрядно поднимало вверх и опускало вниз. Команды, отдаваемые капитаном, привели к тому, что на судне возникла некоторая суета. Команда пришла в движение и полезла на мачты. Паруса поползли вниз, а разбуженные гребцы сели на весла. Егорка с любопытством наблюдал за происходящим, не испытывая ни малейшего страха. Ветер усилился настолько, что, когда Егорка встал, чтобы обозреть окрестности, ему пришлось схватиться за борт, чтобы удержаться на ногах. Берега не было видно, да и вообще, ничего не было видно. Было загадкой, как капитан умудряется держать курс. В том, что корабль движется целенаправленно, Егорка не сомневался. Кормчий налегал на руль, а гребцы погружали весла в воду, каждый раз, когда судно падало вниз, оказываясь между гребнями волны.

– Кажется, шторм начинается, – подумал Егорка. И, словно, в подтверждение его слов, корабль задрал нос, а затем корму. При этом Фома упал со скамейки, но не проснулся. Егор поднял его, уложил на скамью, но вскоре он опять свалился. Егор хотел, было привязать его поясным ремнем, но затем решил, что безопасней для монаха будет сохранить свободу движения. В случае если корабль пойдет ко дну. Но монах проснулся сразу же, как только огромная волна накрыла корму.

– Что происходит? – закричал он, отплевываясь, дрожа от холода, вымокший с головы до ног.

– Перун гневается, – спокойно ответил Егорка.

– Какой еще Перун, это твое богохульство всему виной, – недолго думая, бросил ему обвинение монах. – А я тоже глупец, позволил тебе твои кощунственные речи.

Егорка хотел ему возразить, но заметил фигуру капитана, который с трудом удерживая равновесие, шел к ним.

– Ну что, дождались, гяуры проклятые, – приблизившись, закричал он, – со своим вином прогневали Аллаха всевышнего. Как я мог разрешить вам пить вино, будь я проклят.

Погрозив им кулаком, он вернулся на мостик.

– Видишь, – сказал Егор, – сколько людей, столько мнений. Но заметь, что я в отличие от вас, христианина и мусульманина, никого не обвиняю.

– Так ты и виноват, – нашелся монах, – кого ж тебе обвинять.

После этих слов Егор почувствовал неудержимое желание, дать ему затрещину. Накрывшая их новая волна спасла монаха от расправы, но не от шторма. Когда Егорка открыл глаза, Фомы на палубе не было. Он бросился к борту и увидел далеко внизу барахтающегося в морской пучине монаха. В следующий миг, Егорка, схватив бочонок из-под вина, катавшийся под ногами, бросил ему в качестве спасательного средства. Но поскольку бочонок угодил прямо в голову монаха, Егор был вынужден прыгнуть за борт сам, во избежание угрызений совести.