Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946 - Шарль де Голль

Первым процессом Высшего суда стало слушание дела адмирала Эстева. На момент прихода союзников в Северную Африку он занимал пост генерального резидента в Тунисе. По приказу Петена этот несчастный допустил высадку немцев, отдал распоряжение очистить им дорогу, запретил французским войскам в Тунисе соединиться с теми, кто сражались с врагом. Но оккупация территории Туниса, в частности города Бизерты, частями Акса[62] вынудила американцев, французов и британцев начать там длительное сражение. С другой стороны, присутствие немцев и итальянцев в Тунисе дало повод местным националистам выступить против Франции, что имело тяжелые последствия в области политики.

Адмирал Эстева был приговорен к лишению свободы. В конце своей карьеры, которая до этих событий была образцовой, этот старый моряк, введенный в заблуждение ложной необходимостью дисциплины, оказался сообщником, а затем и жертвой пагубной аферы.

Следующим на скамье подсудимых оказался генерал Денц. На посту Верховного комиссара Леванта он позволил весной 1941 немецким эскадрильям приземляться на аэродромах Сирии, как этого требовал режим Виши, указал пункты, в которых вермахт в случае необходимости мог осуществить высадку, а в итоге заставил войска, которыми командовал, сражаться против отрядов «Свободной Франции» и британцев. Натолкнувшись на серьезное сопротивление, Денц сразу же запросил, на каких условиях он мог бы подписать перемирие. Эти условия были выработаны мной по договоренности с английским командованием и включали передачу полномочий Верховного комиссара Виши комиссару «Свободной Франции», а также предоставление возможности всем французским военным и чиновникам присоединиться ко мне. Я дал знать, что в случае принятия этих условий против Верховного комиссара и его подчиненных не будет начато никакое судебное преследование.

Но вместо того, чтобы подписать соглашение, генерал Денц начал борьбу не на жизнь, а насмерть, что было только на пользу врагу. Несчастный дошел до того, что запросил непосредственной поддержки немецкой авиации. Вынужденный сложить оружие после многих потерь с обеих сторон, он заключил с британцами договор, который, конечно же, был по душе Британии, но совсем не устраивал Францию. В самом деле, именно британцам, а вовсе не «Свободной Франции» верховный комиссар режима Виши вверял судьбу подмандатных Франции территорий и государств. По тому же договору его части и чиновники его администрации не передавались «голлистам», а немедленно были переправлены в метрополию на кораблях, направленных режимом Виши по согласованию с немцами. Таким образом, ничто более не оправдывало судебный иммунитет, который я в свое время мог бы ему предоставить. Генерал Денц был приговорен к смертной казни. Но с учетом его преданности и заслуг в прежние времена, из сочувствия к драме растерянного солдата я тут же его помиловал.

Процесс над служителями жалкого режима Виши привел Высший суд к необходимости начать и процесс над самим его руководителем. 17 марта суд принял решение о заочном осуждении маршала Петена. Это было печально, но неизбежно. Но насколько для меня было необходимо, как в национальном, так и в международном плане, чтобы французское правосудие вынесло торжественный вердикт по этому делу, настолько же я желал, чтобы судьба держала вдали от французской земли этого восьмидесятидевятилетнего обвиняемого, старика, в которого во время бедствия верили многие французы и к которому, несмотря ни на что, питали еще уважение или жалость. Генералу Делаттру, спрашивающему меня, как себя повести, если его войскам придется у Сигмарингена или еще где-нибудь столкнуться с Петеном и его бывшими министрами, я ответил, что все должны быть арестованы, но мне бы не хотелось, чтобы кто-либо встретился с самим маршалом.

Итак, 23 апреля Петен прибыл в Швейцарию. Он добился от немцев согласия на отъезд, а у швейцарцев — на прием. Когда г-н Карл Бургхардт, посол Швейцарской конфедерации, сообщил мне об этом, я ответил ему, что французское правительство не видело никакой необходимости срочно требовать экстрадиции Петена. Но несколько часов спустя Карл Бургхардт появился вновь. «Маршал просил, — заявил он мне, — пустить его во Францию. Мое правительство не может отказать ему в этом. Филипп Петен будет доставлен на вашу границу». Жребий был брошен. Старый маршал не сомневался, что будет осужден. Но он хотел лично предстать перед французским судом и понести наказание, каким бы оно ни было. Это было смелое решение. Генерал Кёниг принял маршала под свою ответственность в Валорбе. Привезенный на специальном поезде и под основательной охраной, чтобы избежать возможных актов насилия, которые некоторые хотели учинить над ним, Петен был помещен в форт Монруж.

Пока вершилось правосудие, было желательно, чтобы общественность находилась в курсе того, что вменялось маршалу в вину. Естественно, излишнее смакование процесса в прессе было бы недопустимо, но объективная информация по тем вопросам, что задевали всех за живое, внесла бы упорядоченность в настроения умов публики. К сожалению, суды проходили в то время, когда газеты из-за нехватки бумаги выпускались в ограниченном формате и могли изложить судебные слушания лишь в виде кратких отчетов. По той же причине общественность была недостаточно осведомлена о ходе военных операций, действиях дипломатов, состоянии экономики, положении в союзнических странах. Основные эпизоды этого периода в основном не были известны французам. Многие из них считали, что новости задерживались цензурой, а большинство, додумывая ход, причины и последствия происходящих событий и не зная о том, что делалось для решения текущих проблем, делали печальные заключения о том, что Франция ни на что не способна.

В действительности страшный дефицит бумаги душил прессу. Бумажная промышленность находилась в ужасном состоянии, а из-за отсутствия валюты мы могли заказывать за границей лишь небольшие партии бумаги, кроме того, конвои союзников сопровождали транспорты также и с другими грузами. Таким образом, приходилось жестко лимитировать тираж и объем газет. Помимо этого, почти все они принадлежали агрессивным политическим течениям, и драгоценная бумага отводилась пропаганде в ущерб информации. Насколько же реальность оказалась далека от планов, вынашиваемых во время Сопротивления!

Мечтой подпольщиков было создать сильную прессу. Они хотели видеть ее честной и искренней, свободной от власти денег, тем более что возмущение печатными изданиями времен оккупации добавилось к недобрым воспоминаниям о довоенных газетах, не отличавшихся независимостью и правдивостью. К тому же большинство мелких движений и партий Сопротивления выпускали в подполье ежедневные и еженедельные печатные издания и теперь считали, что имеют право печатать их открыто, имея безусловный приоритет.

Еще со времен Алжира правительство заранее приняло решение о положении прессы в ходе освобождения. Постановление от 6 мая 1944 гласило, что все газеты, выходившие в обеих оккупированных зонах, не могли более издаваться. На их имущество налагался арест, а органы печати подполья могли арендовать их оборудование. Поскольку не было и речи о создании в прессе какой-либо монополии, прочие газеты, новые или старые, также могли выходить в свет. С другой стороны, данное постановление было направлено на укрепление независимости прессы от финансовых групп, таким образом, деятельность издательств и рекламных агентств была регламентирована. Также предусматривалось, что отпускные цены на периодические издания будут достаточно высокими, чтобы обеспечить их существование, и что все бухгалтерские отчеты и балансы должны быть опубликованы в обязательном порядке.