Рокот - Анна Кондакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стас никогда не бывал в ее квартире, он и не рассчитывал там оказаться.
Когда они дружили, Марьяна не подпускала его к своей семье и быту, не рассказывала о жизни вне школы. Он знал лишь, что ее родители переехали в Леногорск из Карелии, сразу после свадьбы. Девушка не любила говорить о домашних. Создавалось впечатление, что она появилась из пробирки и всегда жила одна.
Как только он вошел в квартиру, то сразу почувствовал витавший в воздухе особый дух жилища. Эта была холостяцкая берлога, принадлежащая девушке. Мужчин сюда не пускали. Откуда взялась эта уверенность, Стас и сам не понял. Наверное, по вещам и запаху.
Он уловил ванильный аромат шампуня, а может, какого-то крема. В глаза бросился царивший в гостиной бардак: разбросанные по спинкам стульев платья, капроновые колготки, кофточки, заваленный журналами компьютерный стол, стеллаж с книгами во всю стену, пальмовидное дерево в кадке, ваза с зеленым виноградом прямо на полу, рядом с открытым ноутбуком и грязным бокалом из-под вина.
Марьяна прикрыла двустворчатую дверь в гостиную, чтобы скрыть беспорядок с глаз.
Почему-то Стас был уверен, что у Марьяны в квартире стерильная чистота, и увидеть подобное зрелище не ожидал. Он все больше убеждался, что совсем не знает эту девушку. Никогда не знал ее по-настоящему.
Они устроились на просторной кухне.
Пока Марьяна делала омлет (тот уже весело шипел на сковороде), Стас строгал свежие огурцы для салата и снова ловил себя на мысли, что их общение отдает неловкостью, неуклюжестью, оно словно требует выхода, эмоциональной разрядки, чтобы стать естественным и непринужденным.
У мусорного ведра он заметил две пустые бутылки из-под вина и одну из-под текилы. Марьяна проследила за его взглядом.
– Думаешь, я алкоголичка?
– Если ты выпила у меня дома, это не повод считать тебя алкоголичкой.
Он сказал ей правду, но в том, что Марьяна пьет алкоголь как чай, как воду, как божественный нектар, призванный ее спасти, – в этом он не сомневался. Вопрос только в том, зачем ей это нужно.
Стас оглядел большую светлую кухню.
– Ты одна тут живешь?
Марьяна повернулась к плите, голос девушки смягчился.
– С мамой жила, но она месяц назад вышла замуж и переехала к мужу. Так что да, сейчас я живу одна.
Стас нахмурился. Если Егор нацелен причинить Марьяне вред, то ее одиночество сыграет ему только на руку.
– А ты не хочешь пригласить подругу к себе пожить? Есть же у тебя лучшие подруги?
Девушка посмотрела на Стаса как на ненормального.
– Зачем мне звать подругу?
– Тебе же наверняка страшно одной.
Марьяна усмехнулась и занялась омлетом (распределяла его по тарелкам).
– Я как-нибудь без тебя разберусь. – Она не скрывала своего пренебрежения к его советам. Поставила перед Стасом тарелку, сама уселась напротив, вздохнула над своей порцией омлета. – Сегодня надо послушать ту кассету, и мне, признаться, страшновато.
В отличие от Марьяны, Стас над едой не медитировал, он просто ее ел.
– Я уже послушал сегодня ночью, – ответил он. – Вкратце могу рассказать, что там.
Марьяна вскинула брови, уже собралась что-то сказать, но в кармане Стаса зажужжал телефон, оповещая, что пришло сообщение. Он положил вилку и достал гаджет. В сообщении, отправленном с неизвестного номера, увидел не совсем четкий снимок, на котором они – Марьяна и Стас – сидят за столом. За тем же самым столом и на той же самой кухне, что сидели сейчас.
Под фотографией значилось: «Она мне нравится».
– Как-то слишком солнечно, не находишь? – Стас вскочил, физически ощущая, как внутри множится и крепнет злость, и задернул занавеску на окне.
Потом принялся звонить по номеру, с которого выслали фотографию. Мягкий женский голос оповестил, что «набранный вами номер не существует».
– В чем дело, Стас? – Марьяна перестала жевать огурец из салата.
– Да так… спам. – Он отключил телефон и сел обратно.
Есть уже не хотелось. Кусок в горло не лез.
Он отодвинул от себя тарелку с недоеденным омлетом. Марьяна собрала посуду со стола (к еде она почти не притронулась), поставила грязные тарелки в раковину.
Потом взяла телефон с подоконника и набрала чей-то номер.
– Привет, – поздоровалась она извиняющимся тоном. – Да, все в порядке. Помнишь, я вчера звонила насчет твоей сестры? Да, хорошо… Значит, ты подъедешь туда сам? Да… Спасибо, пап. И еще, я буду с молодым человеком, он мне помогает… мой знакомый…
В ответ ей громко возразили.
– Я знаю, знаю, но это ненадолго… – Марьяна ладонью прикрыла трубку у рта и понизила голос. – Потом… я потом все объясню. Ничего не случится, пап. Он, – девушка бросила на Стаса холодный взгляд, – нормальный.
Она сказала «нормальный» будто ставила на нем знак качества или печать со словом «годен». Этого определения ее собеседнику хватило, чтобы перестать орать в трубку.
– И? – Стас ждал от Марьяны вердикта.
– Знаешь, где гаражный кооператив «Светлогорский»?
– Гаражный кооператив? – Стас удивился. – Зачем?
– Там отец хранит всякий хлам. Сказал, что у него в гараже лежит целая коробка с вещами Полины и на них можно взглянуть. Он будет ждать нас через двадцать минут. – Девушка замялась. – И не удивляйся. Папа излишне печется обо мне, он недоверчивый и строгий, поэтому может устроить тебе допрос.
Когда вчера вечером дочь начала расспрашивать о Полине, а сегодня утром вновь вернулась к теме ее исчезновения, Игорь Михайлов испытал приступ настоящей паники. Такого он не мог припомнить со дня заключения своего первого десятимиллионного контракта на монтаж системы видеонаблюдения в торговом центре «Капитолий».
Вчера в девять вечера, когда Игорь подъезжал к дому после тяжелых переговоров и разноса отдела продаж, позвонила дочь:
– Пап, ты помнишь Полину, свою сестру?
Она спросила это, и у Игоря похолодели ладони, все внутри оцепенело. На миг он потерял управление и чуть не протаранил припаркованный у подъезда «Лексус» соседа.
Он ждал… ждал столько лет, чтобы кто-нибудь полюбопытствовал: «Игорь, а ты помнишь свою сестру?», но он даже подумать не мог, что исчезновение тети заинтересует его собственную дочь, его любимую и единственную дочь.
Никто не должен был знать, особенно Марьяна, что сделал десятилетний Игорь в тот день, когда пропала его старшая сестра. Никто, ни одна живая душа. Он уже и сам забыл об этом, затер в памяти. В какой-то момент он поверил, что ничего не было, и тот Игорь, маленький озлобленный мальчик, – всего лишь плод воображения, выдуманный дефект, оставшийся после пережитой трагедии. Но совесть, глупая неуместная совесть, вернула все, что, казалось, давно ушло: панику, ужас, стыд.