Рокот - Анна Кондакова

Когда Стасу было лет десять, он пару раз предлагал матери поставить неуемную тетку на место, но получал в ответ мягкое: «Ты что, Стасик. Она же твоя тетя, одинокая несчастная женщина, ей сейчас так нелегко. Я и твоего папу прошу проявить терпение к бедной Тамаре».

Отец и правда проявлял терпение. Однако выбрал для этого самый малодушный способ. Всякий раз, когда тетя Тамара приходила в гости, он старался улизнуть из дома, чтобы избежать неприятного общения.

Тетя называла отца «тот несчастный» (конечно, не в его присутствии). Отец за глаза звал тетю Тамару «вампирша» и говорил, что родственница стаканами пьет свежую кровь своих подчиненных (Тамара Леонидовна владела крупным рекламным агентством «Оникс», которое основал и развил ее муж), поэтому она такая тощая и злая.

Она и сына своего, казалось, ненавидела. Не прощала Егору и малейших ошибок, не позволяла громко смеяться в присутствии посторонних, постоянно одергивала. Стас часто слышал от нее фразы «Егор, мы это обсуждали», «Егор, положи на место», «Егор, не будь глупым», «Егор, что за шалости?».

Как только его рука с тонкими изящными пальцами тянулась к куску торта, тетя вспыхивала тирадой:

– Егор, десерт под запретом. Твой диетолог сказала, что нужно исключить сладкое и мучное. Или ты хочешь покрыться прыщами? У тебя через две недели отчетный концерт.

И рука Егора возвращалась на колени. Он реагировал на все молча и с улыбкой. Уже тогда он натренировал железную выдержку.

Но, скупясь на любовь, денег на сына тетка не жалела.

Парень всегда одевался с иголочки, учился на «отлично» под неусыпным оком репетиторов, был ухоженным и чистеньким – идеальный мальчик с идеальной внешностью и манерами. Утонченный брюнет с лучистыми глазами и дьявольской ухмылкой на бледных губах.

Тетка словно полировала его перед выходом в свет и выставляла напоказ, как музейную редкость. И если б ей дали волю, она бы замуровала его в витрину и брала за просмотр деньги.

Когда Егору исполнилось девять, она отправила его в музыкальную школу, там он осваивал нотную грамоту, историю музыки, сольфеджио и игру на фортепиано. Учеба в музыкальной школе, как и в обычной, общеобразовательной, давалась ему легко.

Через пять лет обучения он уже солировал в Большом концертном зале Леногорской филармонии. Ценители называли его не иначе как «музыкальный гений». На его выступления приезжали из других городов, от блестящего исполнения всевозможных пассажей и сложнейших этюдов его поклонники млели. Тетя Тамара гордилась успехами сына и ждала, когда он окончит школу, чтобы отправить его в столичную консерваторию.

В это время в противостоянии братьев наступил перелом.

Обычно их личные стычки сопровождались легкими потасовками, но дальше взаимных оскорблений и толчков в грудь дело не заходило, пока Егор не переступил черту и не бросил Стаса в воду, объединившись с Андреем Бежовым.

В то же лето между пятнадцатилетним Стасом и шестнадцатилетним Егором война вспыхнула с новой силой – в ход пошла тяжелая артиллерия, которая не оставила места ни морали, ни жалости. Стас будто сошел с ума: он вел в счете, а Егор еле успевал отыгрываться.

Чтобы сделать жизнь друг друга невыносимой, они использовали всех: родителей, знакомых, учителей, одноклассников, друзей. Оба умели притворяться и изворачиваться, умели создавать многоходовые планы и блестяще их реализовывать.

Чего только не случилось за последующий год.

Из-за Стаса Егор получил сильнейшее пищевое отравление и несколько дней пролежал в реанимации. Он провалил концерт, к которому готовился полгода; сломал ногу, когда кто-то случайно толкнул его под автобус; заплатил крупный штраф (точнее, заплатила его мать) за нарушение общественного порядка.

Из-за Егора Стас угодил в полицию по серьезному обвинению в краже и кое-как доказал, что непричастен; был избит хулиганами и на месяц застрял в больнице, где медсестра сделала ему не ту инъекцию, после чего его истыкали капельницами с физраствором.

Однажды Стас чуть не угодил под самосвал, идя на зеленый сигнал светофора, чуть не вывалился из окна своей комнаты из-за надломившегося подоконника, чуть не попался с крупной порцией травки, которую, к счастью, обнаружил в рюкзаке раньше, чем на него навели сотрудников патрульно-постовой службы.

Все эти «чуть» играли на нервах, воспламеняли азарт. Ненависть росла, как опухоль, и заставляла выдумывать все более изощренные пытки. Возможно, братья могли бы встретиться в чистом поле один на один и доказать, кто из них сильнее. Но такое им казалось слишком легким: столкнуться лбами – много ума не надо.

Куда интереснее наблюдать, как твой враг страдает не только физически, но и морально. Унижен, испуган, растерян, подавлен. В общем, по-настоящему уничтожен. Такой эффект считался наивысшим мастерством. И, превратив свою жестокую, дурно пахнущую игру в наркотик, они уже не могли от нее отказаться.

Счет рос. Матч продолжался.

Последний удар был нанесен, когда Стас оканчивал десятый класс. Он поднял счет до тридцати четырех и резко вышел из игры.

Чтобы поставить максимально жирную точку, унизить Егора и сделать ему так больно, как не бывает даже после драки, он использовал его тайную и трепетную привязанность к Кристине Ломакиной из параллельного класса.

Стасу пришлось месяц ее обхаживать, зато результат – Егор выл от злости и бессилия – его вполне устроил. Он знал, что брат наблюдает за ним и Кристиной уже пару дней, буквально за каждым их шагом, и разыграл для него спектакль.

Из темноты школьного двора лучше всех просматривалось помещение кабинета физики, поэтому пришлось заманить Кристину именно туда. Они целовались. Жарко целовались – свалили стопку тетрадей с учительского стола и снесли таблицу с формулами со стены.

А потом, в самый горячий из моментов, Стас дотянулся до выключателя и погасил в кабинете свет. И представил, как Егор скрипит зубами, мечется по школьному двору, бьет кулаком в уличный столб. О том, что на самом деле происходило в кабинете физики, двоюродный брат мог лишь догадываться и оттого страдал еще сильнее.

В итоге: 33:34.

Назавтра Егор отыскал Стаса и сделал то, что обычно делал редко: подошел вплотную. Настолько близко, что было видно, как подергивается веко на его левом глазу.

– Ты обнаглел, гребаный клоун, – процедил он.

– Тебя что-то смущает?

– Кристина.

– Кристина? – Стас изобразил на лице ехидное удивление.

– Была договоренность этого не делать.

– Этого? – До чего же было приятно видеть, как веко Егора дергается все сильнее, а ноздри раздуваются, как у быка на корриде.

Стас при этом сыто улыбался и щурился.

– Ты нарушил правила, Платов.

– А ты не нарушил, когда меня в воду кинул?