И тьма взойдёт - К. С. Пакат

«Никто, кроме тебя самой, не знает, кто ты», – сказал ей Уилл.

Два выпада.

– Бремя вашего друга велико, – проговорил Джастис. – Если он – тот, кем его считает Старейшина Хранителей… Когда придёт тьма, ему понадобится защитник. Кто-то, кто будет стоять с ним плечом к плечу. Кто-то, кто станет беречь его. Кто-то, кто умеет сражаться.

Один выпад.

– Я могу сражаться! – процедила Войолет, завершая последнее движение. Тяжело дыша, она подняла взгляд на Джастиса.

– Хорошо, – его похвала была приятна – ей удалось! – А теперь ещё раз.

Хранитель отступил, опуская меч.

– Ещё раз?! – воскликнула измождённая девушка.

Лишь спустя несколько часов Джастис объявил перерыв. Вся в поту, дрожа от усталости, Вайолет посмотрела на невозмутимого инструктора, едва в состоянии поднять меч. Её глаза остекленели, а тело, казалось, находилось на пределе возможностей.

– Движения покуда выходят неловкими. Неудивительно – без подготовки Хранителей, – проговорил Джастис. – Но задатки отличные. Я готов обучать тебя. Позволишь обращаться на «ты»?

Вайолет недоверчиво уставилась на рыцаря ордена, врага отца.

Львы всегда сражались на стороне Тьмы, но ей совсем не обязательно следовать по стопам предков. Она могла идти своим путём и самой выбирать, кому служить.

Вайолет сжала меч сильнее и ответила:

– Обучите меня.

* * *

Когда Вайолет прошла через высокие двери, огромное пустое помещение снова заставило её почувствовать себя крохотной.

Несмотря на изнурительную тренировку и позднее время, девушку буквально тянуло в Большой Зал. Сейчас здесь никого не было – только призрачные белые колонны уходили к сводчатому потолку, скрытому в темноте. Монументальные стены походили на скалы. Вайолет шла в одиночестве сквозь тишину, и звук собственных шагов казался оглушительным. Наконец из мрака появился помост, с которого смотрели четыре пустовавших трона – словно величественный трибунал, имевший безграничную власть над любым, кто оказывался в зале.

Но Вайолет пришла сюда не из-за тронов.

Она остановилась перед фрагментом расколотого щита, который висел на стене, и заглянула в лицо Рассалона, Первого Льва.

Казалось, зверь тоже смотрел на незваную гостью. Он выглядел так благородно – пышная грива, обрамлявшая морду отлитыми в металле изгибами, серьёзные глаза над треугольником носа… Как же мог кто-то настолько доблестный сражаться на стороне Тёмного Короля?

Прежде Вайолет не осмелилась бы на подобное, но сейчас протянула руку и коснулась львиной морды. Внутри бурлили вопросы.

«Почему вы сражались на другой стороне? Почему предпочли тьму свету? – Они возникали один за другим, пока девушка не перестала понимать, спрашивала ли она у Рассалона или у своей семьи… у Тома. – Как я могу быть Львом? И что это вообще значит? И почему вы никогда не рассказывали об этом мне?»

За спиной раздался какой-то звук. Вайолет отдёрнула руку от щита и резко развернулась с бешено колотящимся сердцем.

Киприан.

В темноте он казался паладином в сияющих доспехах, защитником этого места от чужаков. Послушник в боевом облачении явно шёл с поздней тренировки, а завидев девушку, положил ладонь на рукоять меча, будто бросая вызов.

– Что это ты здесь делаешь?

– А в чём дело? – спросила Вайолет. – Ты преследуешь меня?

Киприан тренировался весь день, но выглядел раздражающе безупречно – даже причёска казалась идеальной, словно юноше ничего не стоило много часов махать мечом. И Вайолет вдруг почувствовала себе ужасно неряшливой – грязь, размазанная по лбу, мокрые от пота волосы, налипшие на виски.

«Я сильнее тебя», – подумала наследница львиной крови, хотя показывать это было нельзя, никогда.

От чувства вины сердце забилось сильнее, словно высокомерный послушник прочёл всю правду на лице собеседницы. Видел ли он, как она коснулась щита? Вайолет была почти уверена, что её застали на месте преступления.

Киприан посмотрел на щит, потом на девушку и сказал:

– Эта вещь принадлежала Рассалону.

– Мне нет дела до какого-то старого щита, – парировала Вайолет, покраснев.

– Джастис может думать, что ты невиновна, но я тебе не верю, – заявил юноша и презрительно скривился. – Что бы ты ни скрывала, я это выясню.

– Я просто прогуливалась по залу. Это что, запрещено?

Вместо ответа Киприан снова посмотрел на щит, а когда перевёл взгляд на Вайолет, в глазах отчётливо отражалась враждебность.

– Львы – слуги Тьмы. Знаешь, что делают с ними Хранители?

– Что же? – спросила она.

– Мы убиваем их, – холодно ответил Киприан, и всё внутри девушки сжалось. – Мы убиваем всех Львов, которых находим.

– Джастис говорил, ты сражался с Джеймсом, – сказал Эмери.

Эмери был робким послушником лет шестнадцати, с длинными тёмно-русыми волосами, собранными в традиционную для Хранителей причёску. Уилл видел, как этот юноша тренировался с Киприаном. Эмери подошёл в сопровождении друзей, Карвера и Беатрис, и теперь во все глаза смотрел на потомка Госпожи, ожидая ответа.

– Ну… не совсем, – осторожно сказал Уилл.

Он как раз возвращался от интенданта и нёс две запасные лёгкие туники, тёплый плащ и пару высоких сапог с меховой оторочкой на зиму. Каждая из вещей была сшита исключительно искусно, точно из серебристых лунных лучей и мягкого облака.

– Но ты ведь видел его? – спросил Эмери.

Послушник в серебристо-серой тунике вроде тех, которые Уилл сейчас держал в руках, говорил о Джеймсе как о мифическом создании наподобие Гидры или Тифона[12].

Вот только мистер Кекстон – Перерождённый, живой осколок старого мира. Хранители посвящали всю свою жизнь изучению истории, пытаясь собрать по кусочкам то, что было забыто, и исследовали найденные реликвии, чтобы хранить древние традиции настолько бережно и точно, насколько получалось. Вот и сейчас во взгляде Эмери отражалось благоговение, как у учёного, мельком увидевшего предмет своих изысканий.

– Каким он был? – спросил послушник. – Он говорил с тобой? Как тебе удалось сбежать?

– Эмери, – остановил поток вопросов младшего товарища Карвер, а потом обратился к Уиллу. – Надеюсь, наше любопытство не слишком тебя утомило. Мы не так много времени проводим в обществе чужаков. А Перерождённый – живая легенда.

Темноволосый Карвер был самым старшим из трёх послушников – на вид лет девятнадцати – с серьёзным голосом, как у не слишком разговорчивого человека. И хотя он был выше остальных почти на целую голову, выглядел он миролюбивым.