Рулетка еврейского квартала - Алла Дымовская

– Опричники! – громко выкрикнула Елена Тимофеевна. – Только помела не хватает. Это вас так из-за бизнеса вашего?

– И из-за него. Хотя не совсем. Это, Елена Тимофеевна, не школьные атаманы, это гораздо хуже. Их надо бояться. Я, например, боюсь, и даже очень, – созналась Инга, и голос ее дрогнул.

– Может, все-таки милицию? – присмирев, опять предложила географичка.

– Не стоит. Вы идите пока к себе. А минут через пятнадцать выходите с Наташей. Я здесь сейчас уберу и помою. А Наташе скажите, голова не настоящая. Это розыгрыш, кино снимают, что ли. Ну, придумайте.

Инга, спровадив соседку, с желудочными содроганиями и сердечными спазмами как могла скоро очистила дверь от останков несчастной собаченции. Вынесла пакостный мешок на улицу, к общественной мусорке. Руки у нее тряслись мелкой нервной дрожью. Утро раннее и солнечное томило своим противоречием сильнее, чем если бы природу заливал угрюмый дождь. А дойдя обратно до квартиры, Инга тут же набрала полную ванну, села отмокать в скрипящую пену с надеждой хоть как-то самоуспокоиться.

Куда там. Ничуть ванна не пошла впрок. Только мешала думать, как следует, да еще и разозлила вдобавок. Инга то одной, то другой ладошкой свирепо разбивала, расшвыривала в стороны мыльные хлопья, отчаянные слезы потекли без предупреждения по ее лицу. «Все! Больше ни за что! Все! Хватит с меня! На веки вечные! На все времена!» – так кричала она сама себе и не знала, собственно, чего «хватит» и что «все». Честной ли попытки к новой жизни, собственных блаженных представлений, напрасных надежд на шансы и на Бога. Не смогла бы и ответить, к чему желала вернуться, от чего отгородиться, куда идти. Кричала просто так, от ненависти к себе и всем вокруг на ненадежность мироустройства, где никакое человеческое качество, на ее взгляд, не могло гарантировать счастья. Ругалась и на Идолище, странно и смешно, ставя в вину поганцу немощность умственных способностей. Дескать, даже и месть не вышло сообразить самому, слизал с «Крестного отца» и то на лошадь денег пожалел, убогий выродок. Скоро, однако, успокоилась. И поднялась из пены несколько иным существом.

Долго ходила по комнате неодетая, опять в том же полосатом халате. Переставляла с места на место немногие подвижные вещи в комнате. Трезво думала, холодно чувствовала, словно автомат, решавший задачку. Тут-то как раз припомнился Додик. Опять, как и некоторые годы назад, захотелось сбежать к нему. Только бежать некуда было. Она знала, из прошлой еще Сониной жизни, что Додик сейчас и не в Венесуэле даже, а после падения Горбачева, отбыв контракт, стал лицом независимым и вольнонаемным, в Россию уже не вернулся. Его вместе с его талантами, с руками и ногами заграбастала крупная нефтяная корпорация, то ли «Shell», то ли «British Petroleum», и Додик теперь производил для них шельфовое бурение в Персидском заливе. То есть для Инги он был совершенно недосягаем.

Однако Додик пришел на ум и ушел, а беда осталась. Это сейчас голова дохлой дворняжки на двери, но в ней и намек. Что вот, мол, и твоя голова на такое же место назначена. И ведь приколотит же, совсем скоро даже, как только Будяков отваляет своего дурака на обороне белой протестантской крепости от мушкетеров президента. Тогда и Ингу можно будет брать голыми руками. Однако и Додик явился к ней не зря. От него и пролегла спасительная ниточка мыслей, указавшая выход из лабиринта. К побегу.

Инга, как решила в одно мгновение про себя, так немедленно и села к телефону. Вызвала барышню для международной связи. И заказала разговор с далеким городом Лос-Анджелесом. Телефонистка обещала соединить часа через два. Но и предупредила, что на Тихоокеанском побережье в это время будет глубокая ночь. Инга строгим голосом заказ подтвердила. Ничего, Аидочка не обидится, когда узнает, в чем дело.

Пока ждала, многое про себя проговорила. И что устала биться как рыба об лед, и что судьба к ней неблагодарна, и опять про второй шанс. Но тут же осадила коней. Нет, Бог здесь ни при чем и дал ей много больше, чем она заслужила. А вина лишь на ней одной. Плохо использовала и плохо понимала, как надо теперь жить правильно, и оттого нет ей полноценного счастья. Инге даже не пришло и на краешек сознания, что то, что она называла вторым шансом, послано ей вовсе не в благодать, а как раз наоборот. И что ей надлежит страдать и замаливать смертный грех, а не ожидать даров небесных. И что те дары без раскаяния и приятия ее мук в оправдание не сбудутся никогда. И счастье земное ей отнюдь не обещано. Здесь страшный земной урок, а не награда. Но Инга все видела совсем иначе.

Ей хотелось того же, что и у всех, то есть у тех, кто, по ее представлению, жил счастливо, но уже не заслужить, а только отобрать у других прочих. В этом и состояла суть перелома. Если раньше подличать готова была лишь от страха, как на допросе у Казачука, то отныне для ее цели все средства стали хороши. Но душа ее и сейчас не совсем еще пала, однако находилась уже на «верной» к тому дороге. Первый умышленный камень «благих намерений» на торном пути, ведущим известно куда, был ею заложен.

Ничего не желалось именно теперь в России, а просто желалось. Будущее знать не хотела, а решила строить свое. Не вышло здесь, значит, надо пробовать там. Перемена места почему-то казалась спасительной. Хотя сумма от того никоим образом поменяться не могла.

А через часа полтора (раньше обещанного) зазвонил телефон долгой, пронзительной трелью. Дали Лос-Анджелес.

Аиде ужасное событие Инга изложила кратко, как будто головы мертвых собак в ее повседневной жизни – явление обыкновенное. Может, от сухости повествования ее рассказ произвел на Аиду особенно жуткое впечатление. Но Аида Сейфулина поняла, что подругу срочно надо спасать.

– Вызов я устрою, как смогу быстро. Ты только заранее закажи билет. Лучше лететь «Дельтой», через Франкфурт до Нью-Йорка, а там сделаешь пересадку на их внутреннюю линию. Так дешевле и надежней. Билет только непременно бери в оба конца.

– Зачем в оба конца? – несколько злобно сказала Инга. – Ты что, не поняла, я назад не вернусь!

– Да поняла я, поняла. Но без обратного билета тебе визу не дадут. Я же смогу устроить только гостевую, максимум на полгода. Ты у нас не политэмигрант и не еврейский репатриант. Но ты не беспокойся, с обратным билетом дорога даже дешевле.

– А дальше что? Как виза кончится? – упавшим внезапно голосом спросила Инга.

– Не бери в голову. Что-нибудь придумается, на месте поговорим. Главное, устроить тебе легальный въезд в страну.

– А долго приглашение ждать? – поинтересовалась Инга. – А то, может, меня еще раньше прикончат?

– Недолго. За неделю сделаю. Есть связи. А тебе говорю, озаботься билетом. Чтобы не бегать потом. И квартиру мою пересдай, лучше кому-нибудь из девчонок. Да и деньги реализуй, какие сможешь увезти. В цацках золотых с камешками или так.

– Это само собой, – как только Аида перевела разговор на советы, связанные с предполагаемым отъездом, Инга сразу и успокоилась. Не стала бы подруга лезть в такие мелочи, если бы не была уверена в успешном исходе предприятия.