Белый шум - Дон Делилло

– Немецкая, – сказал я. – Съешь.

Некоторые люди были в пижамах и домашних тапочках. Один – с винтовкой, перекинутой через плечо. Дети залезали в спальные мешки. Бабетта жестом попросила меня наклониться поближе.

– Давай не будем включать приемник, – прошептала она. – Чтобы девочки ничего не услышали. Пока что им известно только про дежа-вю. И лучше им больше ничего не знать.

– А что если симптомы настоящие?

– Да откуда им взяться?

– А вдруг откуда-то взялись?

– Симптомы появляются у девочек, только если о них говорят по радио.

– Стеффи слышала по радио про дежа-вю?

– Не уверена.

– Подумай как следует.

– Не помню.

– А не помнишь, ты не объясняла ей, что такое дежа-вю?

Бабетта взяла ложку, зачерпнула из коробки немного йогурта и замерла, видимо, погрузившись в размышления.

– Все это уже когда-то было, – сказала она наконец.

– Что было?

– Я ела йогурт, мы сидели здесь и говорили о дежа-вю.

– Не желаю этого слышать.

– Йогурт был у меня в ложке. Все промелькнуло передо мной в одно мгновение. Все, что происходило. Натуральный йогурт из цельного молока, с низким содержанием жира.

Йогурт по-прежнему был в ложке. Я смотрел, как она подносит ее ко рту – задумчиво, пытаясь сравнить это действие с тем, что якобы запечатлелось когда-то у нее в памяти. Сидя на корточках, я поманил ее, чтобы наклонилась поближе.

– Похоже, Генрих вылезает из своей скорлупы, – прошептал я.

– А где он? Что-то его не видно.

– Видишь вон ту группу? Он в самом центре. Рассказывает людям все, что знает о токсическом явлении.

– А что он знает?

– Как выяснилось, довольно много.

– Почему же он нам ничего не рассказал? – шепотом спросила Бабетта.

– Наверно, мы ему надоели. Он считает, что в кругу семьи нет смысла быть обаятельным и остроумным. Таковы уж сыновья. Демонстрировать свои достоинства при нас – пустая трата сил.

– Обаяние и остроумие?

– Думаю, этими качествами он обладал всегда. Дело в том, что лишь сейчас ему представился удобный случай проявить свои способности.

Бабетта придвинулась поближе, и мы почти соприкоснулись головами.

– Ты не считаешь, что тебе следует туда подойти? – спросила она. – Пусть он увидит тебя в толпе. Дай ему понять, что отец присутствует при его триумфе.

– Он только расстроится, если увидит меня в толпе.

– Почему?

– Я же его отец.

– Значит, если подойдешь, ты смутишь его и помешаешь развернуться из-за пресловутой проблемы отцов и детей. А если не подойдешь, он так никогда и не узнает, что ты был свидетелем его триумфа, а потому решит, что в твоем присутствии должен вести себя так же, как всегда, и из очаровательного собеседника с открытым характером опять превратится в замкнутого, капризного ребенка.

– Типичный пример путаницы понятий.

– А что, если мне подойти? – прошептала она.

– Он подумает, что это я тебя послал.

– Что же в этом страшного?

– Он думает, я прибегаю к твоей помощи, чтобы заставлять его поступать так, как хочется мне.

– Возможно, в этом есть доля правды, Джек. Но с другой стороны, для чего нужны отчимы и мачехи, если они не в силах помирить близких родственников?

Я придвинулся еще ближе и заговорил еще тише.

– Просто леденец, – сказал я.

– Что?

– Всего лишь слюна, а сплюнуть некуда.

– Это был «Спасательный Круг», – прошептала она, соединив большой и указательный пальцы колечком.

– Дай мне одну.

– То был последний.

– С каким вкусом? Быстро!

– С вишневым.

Я поджал губы и, негромко причмокивая, сделал вид, будто сосу конфетку. Подошел чернокожий с брошюрами и сел рядом на корточки. Мы обменялись долгим, сердечным рукопожатием. Он открыто разглядывал меня с таким видом, словно тащился в эту глухомань, заставив свою семью покинуть родные места, не для того, чтобы спастись от ядовитых химикатов, а с единственным желанием найти того человека, который поймет все, что он хочет сказать.

– Это повсюду происходит, правда?

– Наверно.

– А что предпринимает правительство?

– Ничего.

– То-то и оно! Все, что делается, можно охарактеризовать только одним словом, и именно его вы нашли. Я ничуть не удивлен. Впрочем, если хорошенько подумать, что они могут сделать? Ведь чему быть, того не миновать. Ни у одного правительства на свете не хватит сил, чтобы всему этому воспрепятствовать. Интересно, знает ли такой человек, как вы, численность индийской регулярной армии?

– Один миллион.

– То-то и оно! Миллион солдат, и те не в силах этому воспрепятствовать. А знаете, у кого самая многочисленная постоянная армия в мире?

– То ли у Китая, то ли у России, хотя и вьетнамцев не стоит сбрасывать со счетов.

– Ну и как по-вашему, – спросил он, – смогут вьетнамцы все это остановить?

– Нет.

– Все уже началось, не правда ли? Люди это чувствуют. У нас нет никаких сомнений. Близится царствие небесное.

Высокий, худощавый человек с жидкими волосами и щелочкой между двумя передними зубами. На корточках он сидел без напряжения, вертелся, как на шарнирах, и, по-видимому, чувствовал себя в своей тарелке. Я обратил внимание, что на нем костюм с галстуком и кроссовки.

– Разве это не великие дни? – спросил он.

Я вгляделся в его лицо, пытаясь угадать правильный ответ.

– Вы чувствуете его приближение? Оно нарастает? Хотите, чтобы оно настало?

Говоря это, он жизнерадостно подпрыгивал.

– Войны, голод, землетрясения, извержения вулканов. Все начинает приобретать обнадеживающие масштабы. Как вы считаете, может что-нибудь помешать его пришествию, если оно уже набирает силу?

– Нет.

– То-то и оно! Смерчи, наводнения, эпидемии неизвестных новых болезней. Разве это не знамение? Разве не истина? Вы готовы?

– Неужели у людей и вправду нет в этом никаких сомнений? – спросил я.

– Добрые вести не лежат на месте.

– А люди говорят об этом? Когда вы обходите квартиры, у вас складывается впечатление, что люди этого хотят?

– Не просто хотят. Интересуются, где можно записаться добровольцами. Просят немедленно взять их с собой. Люди спрашивают: «А времена года в царствии небесном есть?» Спрашивают: «А там берут плату за проезд по мосту? А пустые бутылки принимают?» Короче, я хочу сказать, что люди относятся ко всему этому очень серьезно.