Белый шум - Дон Делилло

– Какая нынче зима – мягкая или суровая? – спросила Стеффи.

– По сравнению с чем? – спросила Бабетта.

– Не знаю.

Мне показалось, что Бабетта незаметно сунула что-то в рот. Я на мгновение перестал смотреть на дорогу и внимательно взглянул на нее. Она уставилась прямо перед собой. Я сделал вид, будто снова переключаю внимание на дорогу, но тут же оглянулся еще раз и застал ее врасплох в тот момент, когда она, видимо, глотала то, что положила в рот.

– Что это? – спросил я.

– Веди машину, Джек.

– Я видел, как у тебя сокращалось горло. Ты что-то проглотила.

– Всего-навсего леденец. «Спасательный Круг». Веди машину, пожалуйста.

– Ты кладешь в рот леденец и сразу глотаешь его, даже не пососав?

– Почему глотаю? Он еще у меня во рту.

Бабетта наклонилась поближе ко мне, сунув за щеку язык. Явный, дилетантский блеф.

– Но ты что-то проглотила. Я видел.

– Это всего лишь слюна. А сплюнуть некуда. Веди машину, прошу тебя!

Я почувствовал, что Дениза с возрастающим интересом прислушивается к нашему разговору, и решил не продолжать. Неподходящий момент расспрашивать ее мать о лекарствах, побочных эффектах и тому подобных вещах. Уайлдер спал, положив голову на руку Бабетты. Дворники оставляли на ветровом стекле влажные дуги. По радио сообщили, что из центра химического обнаружения, расположенного где-то в глуши Нью-Мексико, в район бедствия отправляют собак, обученных находить ниодин «Д» по запаху.

– А они когда-нибудь задумывались, что случится с собаками, когда те подойдут близко к этому веществу и начнут его нюхать? – спросила Дениза.

– Ничего с собаками не случится, – сказала Бабетта.

– Откуда ты знаешь?

– Эта отрава действует только на людей и на крыс.

– Я тебе не верю.

– Спроси у Джека.

– Спроси у Генриха, – сказал я.

– Возможно, это правда, – сказал Генрих, явно солгав. – Опыты на крысах проводят, чтобы определить, чем могут заразиться люди, а это значит, что мы – крысы и люди – страдаем одними и теми же болезнями. Кроме того, они не стали бы использовать собак, если бы считали, что это вредно для их здоровья.

– Почему?

– Собака – млекопитающее.

– Крыса тоже, – сказала Дениза.

– Крыса – вредитель, – сказала Бабетта.

– Вообще-то крыса, – сказал Генрих, – относится к отряду грызунов.

– Все равно она вредитель.

– Таракан – вот вредитель, – сказала Стеффи.

– Таракан – насекомое. Чтобы это определить, надо сосчитать лапки.

– Все равно он вредитель.

– Тараканы болеют раком? Нет, – сказала Дениза. – Наверняка это значит, что крыса больше похожа на человека, чем на таракана, даже если оба они – вредители, ведь крыса и человек могут заболеть раком, а таракан – нет.

– Иными словами, – сказал Генрих, – она утверждает, что между двумя млекопитающими больше общего, чем между двумя существами, которые являются просто вредителями.

– Выходит, по-вашему, – спросила Бабетта, – крыса – не только грызун и вредитель, но и млекопитающее?

Метель перешла в мокрый снег, мокрый снег – в дождь.

Мы добрались до того места, где бетонный барьер сменяется двадцатиярдовым благоустроенным участком разделительной полосы высотой не больше бордюрного камня. Однако вместо полицейского, направляющего транспорт в два дополнительных ряда, мы увидели человека в костюме из милекса, и он дал нам знак проезжать мимо. У него за спиной возвышался могильный холм из превратившихся в металлолом трейлера «уиннибейго» и снегоочистителя. Из груды искореженных обломков струился рыжеватый дымок. Повсюду разбросана цветная пластмассовая посуда. Ни жертв, ни свежей крови нигде не было, поэтому мы предположили, что после соития громадного трейлера и снегоочистителя прошло уже довольно много времени – вероятно, в тот миг водителю показалось не грех воспользоваться удобным случаем. Должно быть, он пересек на большой скорости разделительную полосу и не заметил встречной машины из-за слепящей метели.

– Все это я уже видела раньше, – сказала Стеффи.

– То есть?

– Это уже когда-то происходило. Точно так же. Тот же человек в желтом костюме и противогазе. Та же груда обломков на снегу. В общем, все было именно так. Мы сидели в этой машине. Дождь дырявил снег. Все сходится.

О том, что от воздействия химических отходов у человека, возникает ощущение дежа вю, мне сообщил Генрих. Когда он это сказал, Стеффи не было рядом, но она могла услышать об этом по радио на кухне, где они с Денизой, вероятно, и узнали о потных ладонях и рвоте до того, как симптомы обнаружились у них самих. Вряд ли Стеффи знала, что такое дежавю, хотя, возможно, ей объяснила Бабетта. Однако парамнезия больше не считалась симптомом отравления ниодином. Ее сменили кома, судороги и выкидыш. Если Стеффи услышала по радио о дежа вю, но впоследствии пропустила мимо ушей сообщение о более опасных расстройствах, значит, ее вполне мог ввести в заблуждение собственный аппарат внушаемости. Они с Денизой весь вечер мешкали. Опоздали с потными ладонями, опоздали с тошнотой и вот опоздали с дежа-вю. Что все это значит? Неужели Стеффи действительно думает, что уже видела когда-то эти обломки – или всего лишь предполагает, что они ей когда-то привиделись? Можно ли обладать ложной способностью восприятия иллюзии? Неужели бывает подлинная ложная память и ложная ложная память? Интересно, действительно ли у нее потели ладони, или она попросту представила себе ощущение влажности. Неужели она настолько легко поддается внушению, что у нее будет обнаруживаться каждый симптом, о котором сообщат по радио?

Я с грустью думаю о людях и той странной роли, которую мы играем в собственных несчастьях.

А что если она не слушала радио, не знала, что такое дежа-вю? Что, если у нее обнаружились подлинные симптомы в силу естественных причин? Возможно, ученые были правы с самого начала, когда делали первые заявления, – до того, как стали пересматривать свою точку зрения. Что хуже – настоящая болезнь или воображаемая, вызванная мнительностью, да и есть ли между ними разница? Эти и сопутствующие вопросы меня очень занимали. Сидя за рулем, я неожиданно для себя превращался то в студента, то в профессора на устном экзамене, основанном на софистических тонкостях, подобных тем, которые в течение нескольких столетий забавляли средневековых лоботрясов. Можно ли силой внушения вызвать выкидыш у девятилетней девочки? Не должна ли она сначала забеременеть? Достаточно ли одной силы внушения для того, чтобы повернуть весь процесс вспять таким образом: сперва выкидыш, потом беременность, менструация и овуляция? Что бывает раньше – менструация или овуляция? О чем речь – всего лишь о симптомах или же о глубоко укоренившихся расстройствах? Что такое симптом – признак или явление? Что такое явление, и как отличить одно явление от другого?