Революция, которую мы ждали - Клаудио Наранхо

Практика внимания иногда связывается с неподвижностью, и тогда мы называем её медитацией. Но равным образом она присутствует в направленности внимания на каждый момент в дисциплинах движения, которые часто формулируются как ситуации внимания к телу, а другие — с акцентом на экспрессивность, что ведёт от движения к танцу. Все эти ситуации, от неподвижности к экспрессивному движению, подразумевают призыв находиться в настоящем, и поэтому они являются противоядием к относительно механическому состоянию, в котором мы живем, как будто бы жизнь делает нам больно и нам лучше не чувствовать происходящего.

При медитации мы наиболее сильно обращены в свой внутренний мир. Но у медитации также есть разные степени погруженности, потому что иногда нам интересней понимать, что с нами происходит; а иногда (или при других техниках медитации) важнее содержание внутреннего мира, который находится за пределами эмоций и мыслей, внимание к присутствию, или, можно сказать, внимание к существованию, — другой способ говорить о процессе внимания к настоящему.

Сегодня постепенно открывается клиническая и образовательная важность одной из форм медитации — в буддистской практике она является основной: простое внимание к «здесь и сейчас», традиционно известное как Випассана, со временем проникающая в академический мир как в психологии, так и в медицине под английским названием mindfulness. Основы этой практики находятся в буддистском тексте «Четыре основы Mindfulness», то есть четыре основы практики внимания: Satipatthana Sutta («Сатипаттхана-сутта: Основы осознанности»), которая объясняет, как нужно систематически обращать внимание на телесные переживания, на эмоциональные переживания, на мыслительные переживания и на осознание самого разума — за пределами мыслей, чувств и желаний.

Но у индивидуальной практики медитации есть один недостаток: люди могут обманывать себя, считая, что они медитируют, тогда как на самом деле они спят или просто представляют, что они медитируют, поэтому очень полезны боевые искусства. В них прививается внимание к телу, и не только к собственным движениям, но и к движениям других людей, заставляя постоянно держать их в поле зрения. Отвлекаясь, человек сразу получает ответ в виде ударов, и не очень внимательный борец скоро оказывается на полу. Похожим образом можно обогатить практику внимания, перенеся её в межличностное пространство. В какой-то степени это происходит в различных терапевтических ситуациях, но особенно в базовой терапевтической ситуации — в так называемой гештальттерапии. Её основное упражнение: пациент высказывает всё, что чувствует, момент за моментом, под наблюдением терапевта, который улавливает ситуации отвлечения внимания, избегания трудности пребывания в настоящем, проявляющиеся в первую очередь в обращении к прошлому, будущему, объяснениям или оправданиям.

Когда практикуется осознание живого потока внимания, момент за моментом, под искусным сопровождением другого, несложно увидеть, что процесс осознания происходящего внутри подразумевает определенную смелость быть самим собой и общаться естественно. Эта смелость, в свою очередь, предполагает что-то похожее на открытость к возможному страданию при встрече с неприятными вещами, потому что обычно мы чувствуем себя достаточно важными, создав определенный положительный образ Я не только для внешней публики, но и для самих себя, и когда мы начинаем исследовать окружающую действительность, то понимаем, что мы не такие уж умные, особенные, важные или совершенные, как пытались представить перед самими собой и перед другими людьми.

Процесс исследования себя превращается тогда в некое сошествие в ад, при котором постепенно мы сходим со своего пьедестала, и, может быть, двигаясь ещё глубже вниз, видим, что скрывается за нашей повседневной приятной маской. И это сошествие в ад требует не только принятия страдания, но и возрастающей необходимости принять себя такими, какими мы себя постепенно открываем.

Если даже простое внимание к настоящему моменту подразумевает возможность исследования нашей темной стороны, межличностное «здесь и сейчас» в присутствии эксперта ведёт нас по этому пути ещё быстрее, а добавление других терапевтических техник делает процесс более интенсивным. Например, в гештальттерапии опытный наставник может почувствовать полярности жизни человека, который делает одно из упражнений, и предложить ему драматически представить эти аспекты, на первый взгляд противоречащие друг другу, которые впоследствии должны быть интегрированы. Также сопровождающий, будь то терапевт или партнер по упражнению при взаимопомощи, имеет возможность стимулировать человека, занятого самопознанием, усилить выражение наиболее сложных для принятия вещей, чтобы таким образом ускорить процесс. И тогда начинает складываться целый методологический репертуар, сходный с развитием психотерапии за все время её истории.

До настоящего момента я говорил о том, как осознать то, что происходит в текущем моменте. Но одно дело mindfulness, или простое внимание к нашему опыту здесь и сейчас; а другое само психологическое самопознание. Познать себя значит отдавать себе отчет о своём участии в человеческих взаимоотношениях, о собственном почерке в поступках, отличающих нас от других. В мире психотерапии есть такое понятие — инсайт, это не просто интеллектуальное понимание самих себя, но и эмоциональное или прочувствованное понимание.

Этот термин изначально появился в мире психоанализа, где под инсайтом понималась некая идея, верная интерпретация содержимого психики пациента совместно с аналитиком для помощи ему в самопознании. При этом подразумевается, что человек не только осознаёт, что происходит в настоящем, но и чувствует связь этого момента с прошлым. В более широком смысле понимание самих себя похоже на сборку головоломки, в которой разные мастичные осознания или отдельные наблюдения за собой складываются в общий гештальт, наивысшее его проявление, быть может, это понимание своей жизни как единого целого. По в понимании собственной жизни важную роль играет знание своего типа личности: как, например, драматурги всегда знали, что характер определяет судьбу, так и мы все постепенно замечаем, что собственное отношение к жизни — и в конечном счете наша личность — день за днем лепит нашу жизнь.

За пределами этих двух форм самопознания — самопознания текущего момента и расширенного самопознания, которое, можно сказать, включает понимание межличностных отношений, истоков персональных проблем, характера и самой нашей жизни, что можно обобщить в понятиях «психологическое самопознание» или инсайт, существует также третья форма самопознания, не являющаяся психологической, но помогающая углубить осознание настоящего.

Мы могли бы назвать её философским самопознанием, потому что оно содержит ответ на уже прозвучавший вопрос — кто мы. Но слово «философское» имеет недостаток, заставляющий нас предполагать, что речь идет о чисто интеллектуальном понимании. Его можно было бы назвать ещё метафизическим самопознанием, но и слово «метафизический» неудачно тем, что в данный исторический момент наука заняла позицию, противоположную этой старой философской дисциплине — метафизике. В буддизме это самопознание известно под техническим термином мудрость и определяет своим объектом познание природы ума. Но не только буддизм заинтересовался этим глубинным знанием нас самих, которое простирается за пределы психологии или движения эмоций и поведения. И наверняка, когда Оракул Аполлона рекомендовал Сократу знаменитое «Познай самого себя»[25], он говорил не о форме психологического познания, а о вопросе в той области познаний, которую» философы — или духовные традиции — называли иногда глубинной реальностью: это ощущение уровня реальности за пределами внешних вещей. И хотя некоторые академические философы нашего времени не знают о существовании такой глубинной реальности, мы не можем не знать, что речь идет о чём-то, что интересовало мистиков всех времен и что некоторые именовали Богом, Дао, духом или Буддой внутри нас.