Сова по имени Уэсли - Стэйси О'Брайен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мама впервые услышала один из дисков «Tourniquet», где Гай то низко рычал, то пронзительно орал, она убито опустилась на стул, повторяя: «Ох ты, божечки…». Я поведала ей о том, что мы встречаемся, и она закрыла лицо ладонью и вздохнула:
– Опять музыкант!..
Мы с Гаем оттягивались от души на его металлюжных тусовках с фан-зонами, где молодые парни врезались друг в друга грудью и трясли длинными волосами. Сам Гай столько тряс головой во время своих выступлений, что на следующий день обычно просто валялся на диване, приложив лед к шее и тихонько постанывая.
Я не рассказывала ему об Уэсли. Гай считал, что я держу дверь в спальню закрытой из-за бардака внутри. Не знаю, на что он списывал исходящие оттуда временами звуки, но у него, во всяком случае, хватало такта не спрашивать.
Мама со временем нашла общий язык с Уэсли – она становилась у двери и ласково с ним разговаривала. Если она входила в комнату, он начинал ей угрожать, но вполне спокойно и даже с приязнью относился к ней, если она не нарушала границ его территории. Он отвечал ей щебетанием, расслабленно стоял на одной ноге, чистил перышки и даже ел при ней. Она сказала, что может присматривать за ним в мое отсутствие, чтобы я могла отлучаться надолго. Входя в комнату, она всегда надевала защитные очки, тяжелую накидку, перчатки и шлем на случай, если Уэсли сумеет отвязаться и ей придется догонять его и сажать в переноску. К счастью, такого ни разу не произошло, но подстраховка еще никому не мешала.
Мама могла размораживать мышей и бросать их при помощи щипцов для барбекю на платформу его насеста. Пока он был поглощен едой, она подбирала щипцами остатки его вчерашней трапезы и мышей, которых он сбросил на пол, складывала их в мусорный мешок и выносила из комнаты. Она вообще придумала неплохую систему для всего этого. Ее помощь ощутимо развязала мне руки, поскольку не только я доверяла маме – ей доверял и сам Уэсли, не возражая против ее общества в мое отсутствие. Она вошла в его «ближний круг» – немногочисленную группу людей, которым он в некоторой степени доверял и даже позволял до себядотронуться, если я при этом держала его на руках, а человек приближался медленно и осторожно. Я чувствовала, как он дрожит, но он, кажется, был железно настроен дать себя погладить, несмотря на свои страхи, – словно активно и сознательно боролся со своими инстинктами.
Мы с Гаем ходили в походы, отправлялись в долгие поездки на машине, шутили и смеялись, играли на гитарах и пели. Как-то раз я сказала ему:
– Надо познакомить тебя с бабушкой и дедушкой, особенно с дедушкой, – вы с ним найдете общий язык. Он всю жизнь был ударником, играл в биг-бэндах в период Депрессии, когда ему было всего тринадцать. Зарабатывал достаточно, чтобы тянуть на себе аж две семьи – свою и бабушкину, иначе они бы Депрессию не пережили. В сороковых и пятидесятых выступал с легендами вроде Фрэнки Карла и Хораса Хайдта. И детей своих растил ударниками, так что у меня в семье их много.
Мы и впрямь съездили однажды к бабушке с дедушкой, и Гай им очень понравился. После знакомства и радушных приветствий бабушка ушла на кухню заваривать чай, а Гай с дедом стали болтать о музыке, травя профессиональные шутки. Я же сидела и разглядывала многосотенную бабушкину коллекцию совиных статуэток, которую она собрала за долгие годы совместных путешествий с дедушкой, покупая их у умельцев всюду, где находила. Ну и еще часть ей за многие годы подарили члены семьи и друзья. Я всегда любила бывать у них дома и еще в детстве восторгалась бабушкиной коллекцией. Теперь, конечно же, она и вовсе обрела для меня особый, почти сакральный смысл. Из-за страха перед теми экстремистами – борцами за свободу животных – я держала Уэсли в тайне ото всех, и даже из моей семьи никто, кроме мамы и сестры, не знал, что у меня живет настоящая сова. Мне даже думать было страшно о том, что я могу внезапно его потерять. Так что, как бы мне ни хотелось рассказать о нем бабушке, я держала язык за зубами, боясь, что она может ненароком кому-нибудь о нем разболтать.
Когда бабушка вернулась в гостиную, дедушкины глаза прямо загорелись.
– А вот и моя королева! – произнес он, выглядя при этом абсолютно пораженным, будто только сейчас узрел ее неземную красоту.
Они так никогда и не состарились друг для друга. У них был самый прекрасный и крепкий брак из всех, что я знала. В сороковых и пятидесятых, когда они, по сути, жили на колесах, биг-бэнды, в которых играл дедушка, собирали такие толпы, что даже после окончания концерта музыкантам иногда приходилось ночевать в гримерках, поскольку к машинам было не протиснуться. Однако подобные внимание и слава ничуть не вскружили голову деду. Он был верен бабушке и никогда бы даже не посмотрел на другую женщину. Дедушка придерживался Пути Совы.
По дороге домой я наконец сообщила Гаю про Уэсли. Я повернулась к нему и сказала:
– М-м, слушай… В общем, у меня есть один секрет. Обещай, что не расскажешь никому, даже парням из группы.
Он выглядел озабоченно.
– Ладно, обещаю…
– У меня в спальне живет сипуха.
– Да ну? Нет, серьезно? – недоверчиво спросил он. – У тебя реально есть сова?
– Ага. Это она издает все те странные звуки. Вернее, он.
– Так это была сова? Я думал, совы ухают.
– Этот – нет. Сипухи не ухают.
– Ну, тогда чего же мы ждем? Поверить не могу, что ты его от меня прятала. Я хочу с ним познакомиться. Давай, погнали, погнали! – всю дорогу до дома он ехал почти на полной скорости.
– Так, Гай, успокойся, не гони так. Уэсли – дикая птица, и он не привык к мужчинам. Заходить в комнату нельзя – ты вторгнешься на его территорию, и он на тебя нападет.
– Стоп, он… Он нападает на людей? Уже бывали случаи? – спросил он.
– Да, э-э… Вообще, он напал на моего бывшего парня.
– Шикарно, – ответил он. – Ну, тогда скажи, как мне себя с ним вести.
Я набрала побольше воздуха в грудь.
– Скажи ему, что он красивый.
Гай глянул на меня.
– Ты шутишь? Хочешь, чтобы я сказал ему, что он красивый?
Я продолжила просвещать его на тему совиного этикета прямо за дверью, так, чтобы Уэсли услышал нас и понял, что я спокойно общаюсь с этим человеком и доверяю ему. Наконец, я медленно отворила дверь.
– Уэсли, привет! Тут кое-кто хочет с тобой познакомиться.
Уэс на протяжении уже нескольких месяцев периодически слышал голос Гая и, соответственно, имел представление о его существовании в моей жизни. Они уставились друг другу в глаза.
– Эй, привет. Ты та-а-акой краси-и-ивый, Уэсли! Ты шикарный… Боже мой, Стэйси, – добавил он тихо. – Он прекрасен. Никогда раньше не видел бело-золотых сов. Это реально сова? Уау. Нет, он и правда очень красивый, честно. Как будто нарисованный!
Многие удивлялись при виде Уэсли, так как сипухи разительно отличаются от прочих сов и, соответственно, люди не готовы к тому, что увидят. У Уэсли не было кисточек на ушах, а раскраска была светлых тонов, не такой, как у других видов сов. У большей части сов глаза цветные с черными зрачками, у Уэсли же глаза были глубокого, обсидианово-черного цвета. Его абсолютно белое, сердцевидное лицо тоже добавляло его внешности экзотики. Словом, контраст с другими совами был разителен, и многих людей он заставал врасплох.