Госпожа его сердца - Дженнифер Деламир

И если обман раскроется… О, ее ждали куда более страшные последствия, чем бесславное возвращение домой из Вены.

Лиззи вдохнула и допила остатки пунша.

Джеффри остановил слугу, взял у Лиззи пустой бокал и поставил его на поднос.

– Принести вам еще пунша?

– Нет, спасибо, – ответила она.

С бодрящими напитками, танцами и прочими радостями на сегодня было покончено. Ей следовало сосредоточиться и трезво все обдумать. Пока ясно одно: с появлением Фредди новая жизнь, которую она так тщательно выстраивала, могла рассыпаться как карточный домик.

Лиззи подняла на барона глаза.

– Джеффри, вы позволите задать вам вопрос?

Он сел рядом с ней.

– Да, конечно.

– Что вы можете сказать о миссис Хайтауэр?

– О миссис Хайтауэр? – удивился он. – Почему вы спрашиваете?

– Просто из любопытства. – Она улыбнулась. – Каюсь, за мной водится такой грех.

– Я знаю о ней совсем не много. В девичестве она жила в Манчестере. А в замужестве… – Джеффри сокрушенно покачал головой. – Хайтауэр обращался с ней ужасно. Насколько я понимаю, поначалу она любила его, но скоро поняла, что он женился на ней единственно ради денег. Все это очень печально. Остается только оплакивать ее и утешаться тем, что она отмучилась и больше не страдает от его жестокости.

– Оплакивать? – с дрожью в голосе переспросила Лиззи. – Значит, миссис Хайтауэр…

Джеффри кивнул:

– Да, она скончалась, и обстоятельства ее смерти представляются весьма подозрительными.

– Что же с ней произошло?

– Она ждала ребенка, но за несколько дней до предполагаемого срока родов ее нашли мертвой у подножия лестницы. Коронер пришел к выводу, что имел место несчастный случай, хотя многие вопросы так и остались без ответа.

Стороннему наблюдателю, вероятно, никогда не пришло бы в голову, что Фредди мог убить свою жену. Однако Лиззи не была сторонним наблюдателем.

– Вы полагаете, мистер Хайтауэр причастен к ее смерти?

– Не знаю. Но после женитьбы он не изменил своих привычек, вел разгульную жизнь и порой неделями не появлялся дома. Миссис Хайтауэр была глубоко несчастна. От постоянных переживаний у нее часто случались приступы головокружения и истерические припадки. Говорят, она могла покончить с собой. Так или иначе, Фредди Хайтауэр виновен в том, что, оказавшись в его власти, она не видела ничего, кроме страданий.

Лиззи набралась храбрости и спросила:

– А что стало с той женщиной, которую он увез в Европу?

Барон пожал плечами:

– Неизвестно. По слухам, она то ли осталась там, где он ее бросил, то ли вернулась в Лондон и занялась проституцией.

– Проституцией?! – «Да я бы скорее умерла!» – чуть не выпалила Лиззи, но вовремя придержала язык.

– Подобного рода истории чаще всего именно так и заканчиваются, – невозмутимо произнес Джеффри и с неожиданным сочувствием добавил: – Бедняжка…

– Вас в самом деле волнует ее судьба? – Лиззи отчаянно надеялась, что он действительно сострадал трагедии бедной заблудшей души – пусть даже и дочери «мелкого лавочника».

– Конечно, волнует, – без колебаний ответил Джеффри. – Хайтауэр воспользовался ею и отшвырнул как надоевшую игрушку. Она никогда не сможет вернуться к прежней жизни. – Он обвел взглядом огромный зал, прекрасно одетых людей, танцевавших под дивную музыку, и столы с изысканными яствами. – А если бы и смогла, то разве была бы счастлива после того, как вкусила богатства и роскоши?

– Думаю, если бы я оказалась в такой ситуации, – проговорила Лиззи, – то для меня было бы самым страшным узнать, что он всего лишь забавлялся и совсем не любил меня.

– Разумеется, – согласился Джеффри. – Вы всегда ставите во главу угла любовь, не так ли? – Его слова прозвучали как обвинение.

– Джеффри, прошу вас, не надо, – взмолилась Лиззи. – Неужели мы снова вернемся к спорам и взаимным упрекам?

Однако он опять удивил ее.

– Вы меня не так поняли. Я не собирался… – Джеффри запнулся и покачал головой. – Я был не прав. Вам с Эдвардом выпало редкое счастье. – Он взял ее за руку. – Хотел бы я знать, каково это – любить и быть любимым по-настоящему.

Сколько раз, глядя на Рию и Эдварда, Лиззи говорила себе то же самое. Но она не могла сказать об этом Джеффри и молча смотрела на него, чувствуя, как слезы застилают ей глаза, и предоставляя ему по-своему истолковать ее молчание.

– Возможно, когда-нибудь вы полюбите вновь, – сказал он тихо.

В этот момент возник краткий перерыв между танцами. Музыка смолкла, и Лиззи показалось, что в зале не было никого, кроме нее и Джеффри, связанных невидимой нитью.

Но вскоре оркестр заиграл снова, и они оба словно очнулись. Джеффри выпустил ее руку, на мгновение прикрыл глаза и вздохнул – как будто пытался восстановить душевное равновесие.

Лиззи же заморгала, прогоняя навернувшиеся на глаза слезы. «Хватит, – сказала она себе, – пора вспомнить, что я – Рия Сомервилл».

– Боюсь, мое время прошло, – проговорила она с улыбкой. – Однако я слышала, что вы готовитесь предстать перед алтарем.

Джеффри покачал головой:

– Не слишком доверяйте светским сплетням.

– Разве вы не собираетесь сделать предложение мисс… некой достойной юной леди?

– Нет, – произнес он. И не то в шутку, не то всерьез добавил: – Я подожду, когда во главу угла станет любовь.

Значит, он пока не торопился жениться? Опасаясь выдать свою радость, Лиззи отвернулась и принялась наблюдать за танцующими.

Среди них был и Фредди, и она заметила, что он двигался несколько скованно и как-то странно держал левую руку.

– У мистера Хайтауэра что-то с рукой?

– Последствия ранения, которое он получил пять лет назад, незадолго до свадьбы.

– Он был ранен? Как это произошло? – спросила Лиззи, заранее зная ответ.

Джеффри пожал плечами:

– Понятия не имею. Кто-то говорит, что он неудачно сходил на охоту, а кто-то – что дрался на дуэли. По мне, второе больше похоже на правду. Вероятно, он скомпрометировал очередную юную особу и навлек на себя гнев ее отца или мужа. По одной из версий, на дуэли присутствовал Джеймс. Впрочем, до сих пор никому не удалось вытянуть из него ни слова.

Внезапно у Лиззи в ушах зазвучал голос Тома: «С ним был секундант, изнеженный светский щеголь. Увидев, как Хайтауэр, истекая кровью, рухнул на землю, он принялся истерически вопить и, кажется, сам едва не потерял сознание от страха».

Неужели Том говорил про Джеймса? Господи, как тесен мир!