Госпожа его сердца - Дженнифер Деламир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего удивительного. Видишь ли, Рия необыкновенно трепетно относится к своей внешности, – сказал Джеймс, после чего поправил лацканы фрака и смахнул пылинку с рукава, наглядно продемонстрировав тот самый трепет, о котором только что упомянул.
Джеффри заметил на столе под стопкой газет какую-то книгу. От нечего делать он достал ее, взглянул на название и спросил:
– Тебе нравятся стихи лорда Теннисона?
Джеймс покачал головой:
– Нет-нет, поэзия наводит на меня скуку. Когда-то я выучил несколько сонетов и пользуюсь ими от случая к случаю, чтобы настроить даму на романтический лад.
«От случая к случаю?» Джеффри подозревал, что таких случаев, как и дам, у Джеймса было предостаточно.
– Эту книгу читает Рия, – добавил Джеймс.
– Неужели? – удивился барон. – Я не знал, что Рия увлекается поэзией.
– Раньше за ней не водилось ничего подобного. Видимо, этот недуг поразил ее в Австралии.
– Недуг? – переспросил Джеффри. – Ты считаешь любовь к поэзии болезнью?
– Конечно, недуг. Вдобавок – неизлечимый.
– В таком случае я тоже болен, – улыбнулся Джеффри.
– Вот именно, – многозначительно произнес Джеймс. – Кто бы мог подумать, что у вас с Рией найдется столько общих интересов?
– Да, кто бы мог подумать… – пробормотал Джеффри, перелистывая страницы книги.
Одно из стихотворений называлось «Аделин»:
О, таинственное чудо,
Улыбнись мне, Аделин!
Точно вышла из богинь,
Не печалься, не грусти,
Мне прекрасней не найти:
Белокура, синеока,
Губы – розы розовей…[1]
Джеффри вдруг понял, что читает вслух, потому что Джеймс заметил:
– Неплохо. Вполне может пригодиться для ухаживаний за блондинкой.
Мне прекрасней не найти:
Белокура, синеока,
Губы – розы розовей…
«С тем же успехом Теннисон мог бы назвать это стихотворение “Виктория”», – подумал Джеффри и тотчас услышал:
Подойди ко мне скорее,
Вырви сердце из груди.
В дверях библиотеки стояла Рия – ослепительная, как бриллианты, сверкавшие у нее на шее и запястье. Ее темно-синее платье оттеняло светлые локоны и подчеркивало глубину фиалковых глаз, а голос звучал… почти страстно.
Джеффри встал и закрыл книгу. Кажется, у него дрожали руки. «Вырви сердце из груди…»
– Я вижу, вы знаете это стихотворение.
Рия кивнула:
– Да, Эдвард часто читал его наизусть, только менял «Аделин» на «моя Рия». Он говорил, что муза Теннисона, должно быть, выглядела в точности, как… я. Конечно, от этого страдала рифма, и стихотворение немного проигрывало, но я отдала бы все на свете – только бы снова услышать, как Эдвард читает его.
В глазах Рии блеснули слезы, но даже в печали она осталась невыразимо прекрасной.
И желанной.
«Приди в себя, – мысленно спохватился Джеффри. – Ведь она – вдова твоего родного брата».
Но, как известно, сердцу не прикажешь.
– Рия, дорогая, – с неподдельным сочувствием произнес Джеймс, – ты не одинока. У тебя есть мы.
Рия благодарно улыбнулась кузену, затем устремила взгляд своих изумительных глаз на Джеффри.
– По меткому выражению Эдварда, я всего лишь на вторых ролях, однако вы всегда и во всем можете рассчитывать на меня, – проговорил барон.
Она с улыбкой ответила:
– Вы цельный и самодостаточный человек. Вторые роли не для вас.
Если бы сама королева удостоила Джеффри награды, ему было бы не так приятно, как сейчас, после этих слов Рии.
Тут в библиотеку вошла леди Торнборо.
– Кто тут на вторых ролях? – поинтересовалась она.
– Я, конечно, – без промедления ответил Джеймс. – Рия поет дифирамбы Джеффри, а на меня не обращает никакого внимания. – Он театрально вздохнул. – Дождусь ли я когда-нибудь хоть малой толики того уважения, на которое имею право как глава семьи?
– Ты?.. – Леди Торнборо в изумлении приподняла брови. – Ты… глава семьи?
– Извольте видеть. – Джеймс указал на тетушку. – Именно об этом я и говорю.
Рия рассмеялась, а леди Торнборо строго посмотрела на мужчин:
– Джентльмены, не пора ли нам ехать?
Спускаясь по залитым лунным светом ступеням, Джеффри немного замедлил шаг, наклонился к Рие и тихо сказал:
– Вы великолепно выглядите.
– Благодарю вас. – Она улыбнулась, затем спросила: – Вам не кажется, что я слишком тороплюсь с выходом в свет?
Он отрицательно покачал головой.
– Думаю, Эдварду не хотелось бы, чтобы вы оставались затворницей.
– Бабушка тоже так говорит, но я рада слышать это от вас.
– Вам в самом деле так важно знать мое мнение? – При первой встрече Рия вела себя дерзко и независимо, но теперь совершенно переменилась. Значит, ее отношение к нему стало другим и он ей не безразличен?
«Нет, – одернул себя Джеффри. – Возможно, она действительно испытывает ко мне добрые чувства, но только – как к брату Эдварда».
– Джеффри, – сказала Рия, и в ее устах его имя прозвучало как музыка, – вы правда считаете, что мое присутствие на балу не повредит репутации наших семейств?
– Поверьте, вы не совершаете ничего предосудительного.
К сожалению, этого никак нельзя было сказать о том, что творилось с ним самим. Помогая Рие подняться в экипаж, он не мог надышаться дурманящим ароматом ее духов.
Удастся ли ему соблюсти правила приличий и на балу отойти от нее хотя бы на несколько минут? Впрочем, по тем же правилам, он непременно должен танцевать с ней.
Что ж, на сей раз он исполнит свой долг с превеликим удовольствием.
– Его преподобие достопочтенный лорд Сомервилл!
Зычный голос слуги разнесся по залу, перекрывая звуки музыки и гул голосов. От волнения Лиззи буквально вцепилась в рукав Джеймса. Тот осторожно разжал ее пальцы, подмигнул и прошептал ей на ухо:
– Успокойся, кузина. Ты всегда всем нравилась. Понравишься и сегодня.
– Мистер Джеймс Симпсон! Миссис Сомервилл! – провозгласил слуга.
Лиззи и Джеймс последовали за Джеффри и леди Торнборо и вышли на верхнюю площадку парадной лестницы. Широкие мраморные ступени спускались в огромный бальный зал. Под потолком сияли хрустальные люстры. Вдоль стен стояли ряды обитых бархатом стульев, а распахнутые двери вели в соседние комнаты, где красовались уставленные яствами столы. Но главное – здесь присутствовало множество гостей. Джентльмены были в черных фраках и красных армейских мундирах, а дамы – в роскошных платьях самых разных цветов и оттенков. И все эти люди сейчас смотрели на Лиззи с интересом и восхищением.