Крымская кампания 1854-1855. Трагедия лорда Раглана - Кристофер Хибберт

Лорд Хардиндж писал, что «трудно преувеличить всеобщее восхищение продемонстрированными Вами во всех операциях умением, решительностью и храбростью. Мастерский марш во фланг противнику, в результате которого армию, артиллерию и флот удалось привести в Балаклаву, на кратчайшее расстояние от Севастополя, взаимодействие с силами флота – все это примеры блестящего проведения величайших военных операций современности». Правительство, в самом деле, не видело никаких причин для беспокойства. А трудности «только докажут всей Европе, что стены Севастополя не более неприступны для британского оружия, чем вершины Альмы».

23 октября Раглан отвечал на все эти поздравления, выражения благодарности и доверия. Он прилагал к ним послание своего переводчика Чарльза Кэттли, который прежде был британским консулом в Керчи. В нем Кэттли пытался объяснить, насколько холодными бывают зимы в Крыму: «Можно ожидать ураганных ветров, проливных дождей, снега и пронизывающих холодов. А один раз в несколько лет случаются настоящие «русские морозы», когда рука человека, коснувшаяся металла, примерзает к нему». Эти слова были пророческими, но на них не обратили внимания. «И в заключение моего письма, – писал Раглан, – мне хотелось бы подчеркнуть, что армия нуждается в отдыхе. Хотя ей и не пришлось совершать долгих маршей, люди устали. Непосильной задачей стало даже ежедневное добывание воды и дров. Очень дает себя знать здешний климат: холера все еще не побеждена».

Он вновь подчеркивал, как необходимы свежие войска. Он считал невыполнимой задачу по одновременной осаде города, обороне открытых флангов и прикрытию базы в Балаклаве.

Действительно, Балаклаву защищали лишь немногочисленные подразделения турецких войск, морской пехоты и стрелков-горцев. Они растянулись по всему периметру имевшей форму полукруга бухты к северу и востоку от поселка Кадикей. Перед ними располагался лагерь кавалерии, а на холмах с обеих сторон развернулись пехотные дивизии, нацеленные на Севастополь.

Расстояние от Балаклавы до Севастополя составляет около 7 миль. Два города соединяло 3 мили сельского тракта, который соединялся с Воронцовской дорогой, которая вела на юго-восток от Севастополя. Она пересекала военные лагеря, затем спускалась через равнину Балаклавы к реке Черной и через 2 мили после моста через реку вела к поселку Чоргун (см. карту на стр. 112).

Дорога шла через равнину Балаклавы справа налево на узком клочке земли, который военные назвали Верхним проходом. Расположенный чуть выше в районе Федюхиных высот ровный участок земли получил название Северной долины, а полоска земли на ближайшем склоне была названа Южной долиной. Эти две равнины, разделенные Верхним проходом и отрезанные одна от другой острыми вершинами холмов, вскоре стали ареной одного из интереснейших эпизодов военной истории.

Верхний проход был жизненно важен не только для защиты Балаклавы и прикрытия флангов и тыла союзников. Он был частью их коммуникаций. Потерять его означало утратить единственную нормальную дорогу, ведущую к лагерю союзных войск, осаждавших город. Сознавая важность этого участка, Раглан приказал построить вдоль прохода шесть редутов для отражения возможного нападения. В каждом редуте были установлены 12-фунтовые корабельные орудия и размещен турецкий гарнизон. Прочитав отчеты о битве в Георгиеве, Раглан несколько изменил свое отношение к турецким солдатам. К тому же генерал Кэннон, которому приходилось воевать вместе с турками, убедил его, что турецкие солдаты достаточно надежны, когда действуют в обороне. Поэтому Раглан решил не отвлекать своих солдат от осады Севастополя, последовав рекомендации Кэннона. Он все же направил в помощь туркам небольшой отряд артиллеристов, которые в случае опасности должны были оказывать им содействие.

Турецкие артиллеристы, а также пехотинцы, помогавшие прикрывать Балаклаву совместно с морскими пехотинцами и горцами 93-го полка, поступили в распоряжение полковника Кемпбелла. Ранее за оборону этого участка отвечал генерал Лекэн, но Раглан пришел к выводу о необходимости заменить его более опытным офицером. Поэтому он отозвал Кемпбелла от командования горной бригадой. Последний, хотя и заслужил репутацию человека, испытывавшего постоянное желание ввязаться в драку, заверил командующего, что считает свои позиции достаточно защищенными и способен своими силами отразить любое нападение противника в светлое время суток.

Вскоре ему пришлось доказать это на деле. В течение нескольких дней поступали сведения о том, что русские сосредоточили крупные силы в районе поселка Чоргун, в 5 милях восточнее Балаклавы. К 24 октября русская армия насчитывала там около 25 тысяч человек. Командовал армией один из наиболее талантливых русских военачальников – генерал Липранди. Вечером 24 октября турецкий шпион сообщил Кемпбеллу, что русские собираются атаковать Балаклаву[17].

Выслушав донесение, Кемпбелл и Лекэн решили сообщить эти сведения Раглану. Письмо командующему повез лорд Бингхэм, сын Лекэна, служивший его адъютантом. Он вручил донесение генералу Эйри, поскольку сам Раглан в это время находился на совещании в штабе генерала Канробера. Эйри прочитал письмо и решил не придавать ему значения, поскольку Раглан ежедневно получал по нескольку подобных посланий. Армию постоянно лихорадило от ложных сигналов тревоги. По одному из таких оказавшихся ложными сигналов дивизии генерала Кэткарта пришлось проделать марш на равнину, а затем снова вернуться в район сосредоточения. Поэтому генерал Эйри поблагодарил Бингхэма за донесение и не стал ничего предпринимать.

Эта ночь выдалась холодной. Перед рассветом поднялся ветер, и солдаты в своих палатках прижимались друг к другу, пытаясь согреться, в то время как порывы ветра ударяли в мокрый брезент. Саперы в передней траншее слышали, как в поселках ниже по реке играли русские песни.

За час до рассвета 25 октября кавалерийская бригада, как обычно, развернулась в линию и ждала, пока Лекэн и два штабных офицера выдвинутся через равнину к Верхнему проходу. Когда они проезжали мимо лагеря легкой бригады, к ним присоединился полковник Пейджет.