Чудо-мальчик - Ким Ён Су

Самой сложной в его мире воспоминаний была улица «Памятный Сеул 1974 года». На ней он расположил все уголки города, выученные в деталях — от перекрестка Кванхвамун до улицы Чжонно 5. Это была воображаемая улица, с трудом построенная им в течение одного года. Все, включая вторые и третьи этажи зданий, магазины, дома, деревья, пешеходные переходы, продавцов киосков и даже уличных торговцев вразнос, которых всегда можно было там увидеть, — разместилось у него в голове.

После того как он выучил Сеул 1974 года, какой бы длинной ни была фраза или беседа, он мог точно воспроизвести ее, не ошибаясь даже в окончаниях слов. Когда он заполнил эту воображаемую улицу образами, он получил возможность в любое время бродить по ней. Занять первое место в «Студенческой викторине» для него было проще пареной репы.

Начиная с 1975 года он стал бывать у нас дома субботними вечерами. Когда он приходил, отец уводил его в библиотеку. Я всегда удивлялась: как может так долго длиться разговор между учеником десятого класса средней школы и высокопоставленным правительственным чиновником?

Обычно их беседы продолжались более двух часов, но однажды они общались, не прерываясь, до глубокой ночи. То, что он столько времени проводил в разговорах с отцом, который в обычное время был холодным и неприветливым, делало его выдающимся человеком в моих глазах.

Однажды отец, поднявшись в мою комнату на втором этаже, велел мне, чтобы я спустилась. Когда я сошла вслед за ним, то увидела того самого юношу, стоявшего во дворе.

— Вон твой приятель хочет что-то сказать тебе, выйди и поговори с ним, — попросил отец.

Надев шлепанцы, я вышла во двор.

В те дни долгое и жаркое лето уже подходило к концу. Ночи уже захватила осень.

— Двадцать четыре градуса по Цельсию, — сказал он.

— Что? — переспросила я.

— Я говорю, что ночь совсем не жаркая — всего двадцать четыре градуса, — ответил он. — Ты помнишь, мы встретились в прошлом году у похоронного бюро?

Я кивнула.

— Тогда со мной были друзья, ты помнишь это? — уточнил он. Я снова кивнула.

— Ты помнишь, сколько тогда было человек? — продолжил он, смущаясь.

Я ответила, что у меня не настолько хорошая память. Он объяснил, что у одного из его друзей, которые видели меня тогда, есть просьба ко мне.

— Что за просьба? — удивилась я.

Вместо ответа он, произнеся: «Посвящается Хисон», начал невнятно читать вслух чье-то письмо. Оно было словно написано ребенком: в нем встречались строки, списанные с чьих-то стихов, отрывки из какого-то рассказа, в котором автор не мог точно выразить свои чувства и путано, как умел, писал о любви.

Не знаю, что я испытывала бы, если бы сама читала письмо, но на слух оно показалось мне каким-то глупым. Честно говоря, я была разочарована. Продекламировав весь текст, он добавил:

— Письма у меня нет, я не взял его с собой. Ответ можно дать мне сейчас, здесь. У меня хорошая память, поэтому неважно, насколько длинным он будет.

— Нет необходимости запоминать. Ответа не будет. Я слышала, что вы обладаете феноменальной памятью, но не знала, что вы тратите ее на заучивание писем каких-то детей, — сказала я и отвернулась.

В тот момент он, быстро схватив мою руку, произнес:

— Меня зовут Ли Сухён. Тебе надо запомнить только мое имя.

— Зачем? — поинтересовалась я.

— Потому что я стану знаменитым, — ответил он хвастливо.

— Станете знаменитым? — переспросила я.

— Да, — подтвердил он гордо, — люди всего мира запомнят мое имя. Его напечатают в каждой газете. Не будет в мире человека, которому не будет известно мое имя. Именно такой мужчина может соответствовать тебе. Поэтому ты должна будешь всегда помнить меня.

Он прижал меня к стене дома. Я подумала: «В будущем ко мне будут подходить десятки таких глупых парней. Всякий раз они будут вести подобные речи. Попробуй тут запомни каждого» — и, отвернувшись, прыснула в кулак. Действительно, все это было как-то по-детски.

— Если в газете появится хотя бы одна строчка с вашим именем, тогда, быть может, я поверю вашим словам. Честно, я обещаю, — сказала я.

— В конце концов ты поверишь моим словам. Обязательно поверишь. Потому что мы постепенно будем становиться похожими. — Произнеся эту таинственную фразу, он быстро поцеловал меня в губы.

Отец все еще был в гостиной. Я думала, что мое сердце остановится.

Затем он заявил:

— Теперь ты моя девушка, я буду ждать, пока тебе не исполнится двадцать лет.

Когда я стоял у входа в подземный переход на станции «Сеул», собираясь направиться к выходу из метро, на моих глазах толпы людей, точно вода во время наводнения, хлынули на ступеньки лестниц.

Сеул, в который я снова вернулся, окутанный, словно паутиной, многочисленными людскими бедами, желаниями, радостью, печалью, гневом, был похож на бушующий океан. Теперь я понимал, в чем заключалась причина того, что миллионы людей, тонущих в безжалостных волнах городской жизни, не отказывались от борьбы, несмотря на усталость. Все эти люди были очень слабыми, но их чувства: вера, надежда и любовь — придавали им сил, делали их выносливыми.

Об источнике той силы говорилось и в историях, которые Хисон рассказывала мне в поезде. Среди тех историй был рассказ об одной девушке. Все у этой девушки было как у всех: она в положенный срок появилась на свет и до поры до времени жила самой обычной жизнью, пока однажды случайно, словно судьбу, не встретила особенного человека. Часто вспоминая его, она сама не заметила, как влюбилась, и, подобно человеку, получившему ожог, шрам от которого не в силах убрать, так до самой смерти не забывала о нем.

Стоя на ступеньках подземного перехода и разглядывая черные, белые, временами серые головы, шляпы, шарфы, лысины и прически, я подумал, что, возможно, у каждого из этих людей есть хотя бы одна такая история. Я теперь тоже знал, что рассказы о вере, надежде и любви заставляют нас жить не останавливаясь. Теперь я понимал, что имел в виду полковник Квон, когда говорил: «Если даже из такой великой троицы, как вера, надежда и любовь, убрать любовь, человеческая жизнь в тот же момент закончится». Возможно, именно поэтому с тех пор, как я осознал, что отец умер, я сам был словно мертвый.

Однако в ту ночь, когда я прибыл в Сеул, я превратился в сильного человека. Потому что с того мгновенья начался совершенно другой «рассказ». Это был рассказ о женщине, которую все звали «брат Кантхо» и только я называл Хисон. Но тогда она не хотела никому показывать свой истинный облик, поэтому, уважая ее желание, я решил, что какое-то время тоже буду обращаться к ней как к «брату Кантхо».

В декабре 1984 года, наблюдая за моим выступлением в «Специальном новогоднем параде чудо-мальчиков», брат Кантхо поймал себя на такой мысли: «Действительно ли я понимала его до конца? Понимала ли я его, когда он каждую ночь возникал передо мной и с приветливой улыбкой на лице произносил вслух такие слова, как автобусная станция „Санбон“, междугородний автобус, музей народного творчества, музей и картинная галерея Окчхон, храм Наксанса, город Кёнпходэ, гора Сораксан?»