Наталия Гончарова. Любовь или коварство? - Лариса Черкашина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мода или петербургский обычай повелевают каждому, кто только находится вне нищеты, жить летом на даче, чтобы по утрам и вечерам наслаждаться сыростью и болотными испарениями», — осмеивала тогдашние нравы «Северная пчела».
Пушкин светским обычаям следовал, а потому весной 1836-го нанял дачу в надежде «на будущие барыши», — ожидаемые доходы от «Современника». В Москве, куда Пушкин отправился по издательским делам, ему неспокойно, все мысли о жене, что вот-вот должна родить: «На даче ли ты? Как ты с хозяином управилась?»
Хозяин дачи, куда перебралась из петербургской квартиры Наталия Николаевна с детьми и сестрами, Флор Иосифович Доливо-Добровольский, числился одним из сановных чиновников Почтового департамента.
Поэт снял у него для своего разросшегося семейства два двухэтажных дома, с крытой галереей и флигелем. В одном доме разместилась чета Пушкиных, в другом — сестры Гончаровы, дети с нянюшками, а во флигеле останавливалась наездами из Петербурга тетушка Екатерина Ивановна Загряжская.
Кабинет Пушкина располагался на первом этаже, весь второй этаж предоставлен был Наталии Николаевне. Там, в мае 1836-го, и появилась на свет маленькая Таша.
«Я приехал к себе на дачу 23-го в полночь, и на пороге узнал, что Наталья Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего приезда, она спала. На другой день я ее поздравил и отдал вместо червонца твое ожерелье, от которого она в восхищении. Дай Бог не сглазить, все идет хорошо», — сообщал Пушкин радостную весть другу Нащокину.
Ольга Сергеевна пеняла тогда брату, возвратившемуся из Москвы: «Всегда, Александр, на несколько часов опаздываешь! В прошлом мае прозевал Гришу, а в этом мае Наташу».
Крестили девочку месяц спустя, 27 июня, в церкви Рождества Св. Иоанна Предтечи, там же на Каменном острове, а ее крестными родителями стали граф Михаил Юрьевич Виельгорский и фрейлина Екатерина Ивановна Загряжская.
После родов Наталия Николаевна долго болела, и близкие, опасаясь за ее слабое здоровье, не позволяли ей спускаться вниз — первый этаж «славился» страшной сыростью. Поневоле пришлось ей стать затворницей.
Зато сестры Екатерина и Александра развлекались самозабвенно, словно в отместку за долгие скучные вечера в Полотняном. Позднее к их прогулкам верхом присоединилась и Наталия Пушкина.
Видевший однажды ее скачущую верхом на Островах немец-путешественник оставил памятную запись: «Это было как идеальное видение, как картина, выступавшая из пределов действительности и возможная разве в «Обероне» Виланда».
Верно, кавалькада представляла собой великолепное зрелище для дачной публики, и Екатерина не преминула сообщить о том брату Дмитрию: «Мы здесь слывем превосходными наездницами… когда мы проезжаем верхами, со всех сторон и на всех языках, все восторгаются прекрасными амазонками».
Светская жизнь на Островах тем летом изобиловала балами, маскарадами и концертами: ведь дворец на Елагином острове стал резиденцией для августейшей семьи. Да к тому же в Новую Деревню (близ Черной речки!) прибыл на летние учения Кавалергардский полк. Среди его офицеров был и белокурый красавец Жорж Дантес, не отказывавший себе в удовольствии наносить визиты барышням Гончаровым и мадам Пушкиной.
Дача на Каменном острове помнила многих именитых посетителей: Карла Брюллова, кавалерист-девицу Надежду Дурову, Василия Жуковского, князя Петра Вяземского. И французского литератора Леве Веймара, восхищавшегося живым разговором поэта и его образными суждениями об отечественной истории.
«Каменноостровское» лето сродни Болдинской осени по божественному озарению, снизошедшему на поэта. И мыслимо ли представить русскую словесность без стихов, что явились тогда: «Отцы пустынники и жены непорочны…», «Подражание итальянскому», «Из Пиндемонти», «Мирская власть»?!
На даче Доливо-Добровольского легли на бумажный лист строки, что много позже отольются в бронзе: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» На рукописи рукою Пушкина помечены место и день их создания — 21 августа 1836 года, Каменный остров.
Даче чиновника Почтового департамента суждено было войти в семейную хронику поэта: Наталия Пушкина появилась на свет всего за восемь месяцев до трагической гибели отца. Последнее дитя поэта, она, быть может, была и последней его земной радостью.
…Петербург — Висбаден; дача на Каменном острове — усыпальница на старом немецком кладбище Альтенфридхоф.
Так просто прочерчен жизненный путь Наталии Пушкиной: от его начала до завершения. Но в эту точную графику вторглись таинственные знаки судьбы. В русском некрополе на вершине холма Нероберг, откуда как на ладони весь Висбаден, есть неприметное надгробие с выбитой на нем редкой петербургской фамилией: Доливо-Добровольский, и покоится под ним сын владельца дачи на Каменном острове. Он родился в Петербурге в декабре 1824-го и умер в Висбадене в 1900-м, на пороге двадцатого века.
Вполне вероятно, — Доливо-Добровольский-младший мог видеть Ташу Пушкину в младенчестве, а также — встречаться с ней, уже графиней Меренберг, на висбаденском променаде либо в курзале.
Так неожиданно имя владельца дачи, где создавались пушкинские шедевры и где появилась на свет дочь поэта, запечатлелось в летописи немецкого Висбадена, в его «русской главе».
…Каменный остров давным-давно перестал быть петербургской Ривьерой, не осталось и следа от дачи, что всего лишь несколько месяцев числилась за Пушкиными и некогда смотрелась в воды Большой Невки.
В сентябре 1836-го Пушкины переехали на новую квартиру. Последнюю.
«Нанял я, Пушкин, в собственном ее светлости княгини Софьи Григорьевны Волконской доме… от одних ворот до других нижний этаж из одиннадцати комнат состоящий со службами… сроком впредь на два года…»
Но прожить там поэту предстояло лишь несколько месяцев…
От первой квартиры на Галерной до последней — на Мойке. Путь с остановками. Путь длиною в шесть лет.
…Семейство Пушкиных-Гончаровых разрослось до восьми человек! И ровно его половина — молодая поросль, дети. Столько прислуги Пушкины еще никогда не держали: четырех горничных, двух нянь, кормилицу, камердинера, трех лакеев, повара, прачку, полотера! И, конечно же, «дядьку» Никиту Козлова.
Именно дом княгини Софьи Волконской стал последним земным пристанищем поэта. Все события последних месяцев, дней и часов жизни Пушкина намертво впечатались в его старые стены: предсвадебные хлопоты — свояченица Катрин выходила замуж за красавца Дантеса, и Пушкина раздражало превращение его квартиры в «модную бельевую лавку»; тревожные раздумья перед дуэлью и последние слова поэта. Шепот умирающего Пушкина: «Бедная жена, бедная жена!» И раздирающий душу крик его Наташи: «Нет, нет! Это не может быть правдой!»
Тому назад одно мгновенье
В сем сердце билось вдохновенье,
Вражда, надежда и любовь,