Небеса любви - Кэтрин Кингсли

– Возможно, вы правы, – сказала Лили, глядя в землю. – Меня, наверное, трудно рассмешить. Да и мне никогда никого не удавалось развеселить, если не считать Жан-Жака и… Как я могла забыть?! Еще Чарли! Но его-то может рассмешить все что угодно.

– У Чарли очень развито чувство юмора, это верно. Вы ведь с ним поладили? Фасолинка, сидеть!

– Я никогда еще не встречала таких приятных молодых людей, как Чарли. Мне кажется, он ко всем относится без предубеждения и никаких… подвигов ни от кого не ждет. Он принимает людей такими, какие они есть. – Лили вновь посмотрела мужу в глаза. – Думаю, именно таким и должен быть настоящий друг.

– Да, пожалуй, – пробормотал Паскаль, гадая, что же могло вызвать столь внезапную перемену в настроении Элизабет – она вдруг сделалась печальной. Каким одиноким, наверное, было ее детство! Сердце его вдруг переполнилось сочувствием к ней. Судя по тому немногому, что она рассказала о себе, и по тому, что он сам видел в ее доме, детство Лили было на редкость безрадостным. И Паскаль вдруг увидел свою жену маленькой девочкой, несчастной жертвой своего отца и падре Меллита. Девочкой, выросшей без матери. Девочкой, за которую некому было заступиться. Девочкой, у которой единственным близким человеком был только брат – такой же беспомощный, как и она. А если бы она выросла в Рейвенсуолке, где не стихает смех, где любовь плещет через край, то могла бы стать совсем другой…

И очень может быть, что за этим колючим фасадом, под маской высокомерной эгоистки, пекущейся только о собственных интересах, скрывалась нежная и добрая душа. Разумеется, Паскаль прекрасно понимал, что за игру вела с ним Элизабет, и понимал, зачем она это делала. Она оказалась на редкость плохой актрисой. Но он знал, что сейчас жена говорила с ним искренне, хотя, наверное, сама не сознавала, что забыла о той роли, которую решила играть. Лили напоминала ему зверька, с которым дурно обращались. Зверька, который отчаянно жаждал любви, но боялся принять ее, опасаясь новых побоев.

И она увидела в Чарли друга… Выходит, Чарли сделал для нее больше, чем он, ее муж. Выходит, он, Паскаль, упивался собственным гневом вместо того, чтобы поискать способ избавиться от негативных эмоций. Жалея себя, он забыл о том, что страдал не он один. А ведь гнев и холодность – это совсем не то, в чем сейчас нуждалась его жена. И того, и другого ей с лихвой хватало в родном доме. Ей нужны улыбки и смех. И еще – осознание того, что о ней заботятся. Собственно, ей требовалось все то, что требовалось любому другому живому существу. И прежде всего ей нужен друг. Но сейчас не время углубляться в подобные размышления, потому что время уходит, а им, если они хотят успеть в Бержерак до темноты, надо поторапливаться. У него будет время подумать в пути.

Подняв щенка на руки, Паскаль сказал:

– Пойдем, Элизабет. У нас не так уж много времени.

Лили молча кивнула и, повернувшись к нему спиной, быстро зашагала к экипажу.

Паскаль посмотрел ей вслед, потом взглянул на Фасолинку. Встретив взгляд хозяина, собачка принялась поскуливать и вертеться у него на руках.

– Видишь, – тихо сказал он щенку, – у твоей хозяйки броня не такая уж прочная, и, возможно… Нет, это всего лишь допущение, но, быть может, ей просто нужно прийти в себя… Что ты скажешь на это?

Щенок радостно лизнул его шею. Паскаль улыбнулся и пошел следом за женой, оценивая открывшиеся перспективы.

Лили в очередной раз взглянула на мужа. Сегодня вечером он был… каким-то другим, и это весьма ее озадачивало. Взгляд ее скользнул по его темным волосам, а потом – по длинным пальцам; в этот момент он был занят разрезанием мяса. Но все-таки что же в нем изменилось? Вроде бы он стал не таким строгим, хотя и не сказал ничего такого, что могло бы заставить ее по-другому к нему относиться.

В памяти вдруг всплыли картины их сегодняшнего отдыха в лесу. Лили вспыхнула, вспомнив, как Паскаль, держась за живот, громко хохотал, стоя на коленях. И этот смех совершенно его преобразил. В те мгновения она заметила лучистые морщинки в уголках его глаз и глубокие бороздки в уголках губ. Наверное, надо много смеяться, чтобы они появились… А потом он помог ей подняться и посмотрел на нее… почти нежно. И вытащил какую-то щепку из ее волос. Причем прикосновение его было таким же ласковым, как и голос. И от всего этого она почувствовала себя… очень странно. Так странно, что на глаза вдруг навернулись слезы. Никто никогда не прикасался к ней так. Ощущение было очень необычное, и менее всего она ожидала такого от негодяя мужа.

Лили отвернулась от него. Чувства ее были в смятении. Как же так?… Она ведь его ненавидела, презирала!

Внезапно он поднял на нее глаза, взгляды их встретились. А затем… Лили вдруг испытала то же самое ощущение, что и тогда, на стене монастыря. Ей почудилось, что внутри нее все перевернулось… Она старалась не думать о том, что с ней тогда случилось, старалась вычеркнуть это воспоминание из памяти, – и вот опять…

– Элизабет, почему вы не едите? Что, не вкусно?

– Я… Спасибо, было очень вкусно. Просто я уже наелась. Но, может быть, вы… Может, вы хотите еще немного баранины, мистер Ламартин? – Лили кивнула на тарелку. – Там еще осталось несколько очень аппетитных кусочков.

– Спасибо, но я тоже наелся. И, пожалуйста, называйте меня по имени. Я бы тогда чувствовал себя гораздо комфортнее. Ведь в конце концов, мы с вами муж и жена. К чему такая официальность?

– Как пожелаете, – скромно потупившись, ответила Лили, вспомнив, что решила быть послушной.

– Спасибо. Приятно, что вы готовы уступить без борьбы.

– У меня нет желания с вами бороться. Зачем мне это?

Паскаль приподнял бровь.

– Вы действительно хотите, чтобы я ответил на ваш вопрос?

– Я… Нет, не надо. – Лили заставила себя посмотреть мужу в глаза – и тотчас пожалела об этом. Снова тот же взгляд! – Я хочу сказать… спасибо, не надо. В этом нет необходимости.

– Стоит ли вас понимать так, что вы готовы зарыть боевой топор?

– Боевой топор? О чем это вы?… – в растерянности пробормотала Лили, покусывая нижнюю губу.

Паскаль внимательно за ней наблюдал.

– Да, боевой топор. Тот самый, который вы впервые занесли над моей шеей в аббатстве Святого Кристофа. Тот самый, что вы, вероятно, собирались вонзить мне в спину, дождавшись, когда я усну. Но должен признаться: когда мы покинули Рейвенсуолк, я понял, что, скорее всего, останусь в живых.

– Я вас не понимаю… – пробормотала Лили.

– «Закопать топор» – это метафора, – пояснил Паскаль. – У североамериканских индейцев есть обычай закапывать в землю топор в знак заключения мира. У меня ощущение, что вы пытаетесь заключить мир, и я все время спрашиваю себя, чем обязан такой перемене.

Лили замерла. Неужели он догадался о ее планах?!

– Вы считаете, что я изменила к вам отношение? – еще больше растерявшись, спросила она.