Тень Лучезарного - Сергей Малицкий

– Все! – поднялся Эксилис. – Хватит на сегодня разговоров. – Спать. Завтра – Бэдгалдингир.

…На следующий день к полудню отряд приблизился к главным воротам древней крепости. Еще издали Игнис почувствовал что-то неладное, а вблизи тревога и вовсе захлестнула его. Великая древняя стена, соединяющая отроги гор Балтуту и Хурсану, была усыпана сэнмурвами. Из-за стены глухо раздавались удары.

– Энки всемилостивый, – сдавленно выдохнула Бибера, прошептала что-то и упала на шею коня.

– Что случилось? – обернулся Эксилис.

– Мать, – прошептал Холдо, который сидел за спиной Биберы. – Она сказала, что над воротами Бэдгалдингира висит труп ее матери.

Игнис прищурился. Солнце не слепило глаза, но расстояние было слишком большим. Над дозорными бойницами ворот и в самом деле висело, раскачиваясь, что-то красно-розовое, и сидящие в бойницах сэнмурвы тянули шеи и делали тело все краснее и краснее.

Младший из братьев Ренисус, последыш древнего каламского рода Ванум, всю жизнь считал необходимым чем-то гордиться, и поводы для гордости у него имелись. Он гордился тем, что он калам, а не атер, лаэт, руф, или тем более дакит или даку, или еще кто из когорты пришельцев, которые хоть и осели на древней земле, но все равно были захватчиками и мерзавцами поголовно, пусть и называли себя вирами и кичились, что пустили корни на новом месте и никуда уже не уйдут с занятых угодий. Затем он гордился тем, что только в Бэдгалдингире сохранились древние башни и великая стена, к строительству которой приложил руку еще сам Энки. Да, конечно, имелась еще треснутая часовая башня в Кируме, целый город Уманни в пределах Светлой Пустоши, Эбаббар и даже Самсум, но все они меркли рядом с величием Бэдгалдингира. Следующим поводом для гордости было то, что отцом Ванума был не какой-нибудь нищий калам из глухой деревни, а король благословенного королевства, и он, Ванум, был не бездомным попрошайкой, а самым настоящим принцем. На этом поводы для гордости до поры до времени заканчивались, зато открывался бесконечный список поводов для ненависти. Ненавидел Ванум многое и предавался этому сладостному занятию с утра и до вечера. Сначала он ненавидел старшего и среднего брата. Тигнума он ненавидел за то, что тот должен был стать, а потом и стал королем Бэдгалдингира, оставив младшему брату удел принца до скончания отпущенного ему срока жизни. Ванитаса он ненавидел за то, что тот был добряком и увальнем и относился к младшему брату с любовью, несмотря на то, что тот отвечал ему только капризами и все той же ненавистью. Еще бы, ведь в случае смерти Тигнума и всех его отпрысков, пусть даже для достижения этой смерти сам Ванум приложил бы немало сил, власть в королевстве перешла бы именно к Ванитасу, а не к Вануму. Одно было хорошо, сыновьями не успел обзавестись Ванитас, но и это было причиной для ненависти. Во-первых, средний брат взял в жены простолюдинку из середины ущелья, во-вторых, запустил ее в королевский замок, а в-третьих, относился с нежностью к рожденной этой простолюдинкой дочери, к отвратительной Бибере, которая на все имела собственное мнение, и даже когда кланялась пылающему ненавистью дяде, то и тогда ни на секунду не стирала с лица улыбку. Опять же следовало вспомнить, что и королевой Бэдгалдингира стала не каламка, а валлка Ситула Керусса из нищего королевского дома земли Этуту, а ведь туда же, расхаживала коридорами замка как его хозяйка, словно привезла с собой из Хатусса не два мешка с гнилым тряпьем, а обоз, груженный золотом. А уж ненавидеть сестру следовало безраздельно. Мало того, что вечно смотрела на младшего брата с презрением, так и не вышла замуж, осталась старой девой, да не девой, потому как все-таки родила уродливого зверька со смазливой внешностью, будущую или уже нынешнюю потаскушку – Ашу, которую тут же удочерил король Тигнум. Неужели и в самом деле спуталась с этим древним уродом из башни угодников – Бенефециумом? Была бы воля Ванума, давно бы уже полетел нестареющий угодник с самого верхнего яруса вниз головой, пробил бы крышу трактира, упал бы на плиту общей печи и испекся, прожарился бы так, чтобы мясо отставало от костей. Конечно, он отец Аши, кто же еще, если еще один недоносок, Морбур, что иногда крутится у входа в замок, похож на свою сестричку Ашу – как камень, что откололся от той же скалы. Все-таки мерзость прочно опутала Бэдгалдингир своей паутиной, куда ни шагнешь, обязательно поймаешь ее на лицо. Даже в собственных покоях. Как так вышло, что, прожив большую часть жизни, он, Ванум, так и не сумел жениться на тех мерзавках, что поначалу привлекали его лицами, статью или богатством своих отцов, а потом только множили его ненависть? Почему никто из них не согласился на его предложение? Как так вышло, что он взял в жены пусть и богатую, но уже немолодую Клам Тимпанум, паршивую араманку из грязного аштаракского княжества? Да, сестру короля Каниса, и сами араманы не уступали каламам в древности, вот бы еще и Клам не уступала прошлым воздыхателям, а то ведь и тут случилась беда. Не девицей оказалась молодая в постели, еще и удивилась, чего от нее хочет Ванум, мол, подождал бы еще лет десять, так уж точно, само собой бы вновь одевичилась, и визжала, когда он бил ее смертным боем, да не добил. Или сил не хватило, или решил, что уже мертва окровавленная новобрачная.

А она пришла в себя, умылась, сходила к Бенефециуму, поправила сломанный нос, выбитые зубы и перестала разговаривать с муженьком. А через девять месяцев после той кровавой ночи родила Вануму мальчишку Зелуса. И ведь можно было бы обвинить в чем-то старика угодника, так ведь уродился парень одним лицом с Ванумом, а уж когда подрастать стал, даже Тигнум и Ванатас не раз говорили младшему брату, что чудится им, будто не Зелус хнычет в коридорах королевского замка, а именно он, Ванум, вернулся в давно прошедшее детство. Ну как тут не ненавидеть и жену, и Зелуса, который и в самом деле рос мерзавцем и лентяем, и Тигнума, и Ванитаса, и обоих сыновей Тигнума, и все вокруг? Даже поводы для гордости стали стираться со временем, и вот, кажется, привалила наконец удача.

– Собирайся, – крикнул Ванум, открыв впервые за долгие годы ногой дверь в покои жены. – Собирайся, Клам! Мы едем в Ардуус.

Все еще красива была аштаркская принцесса. Несмотря на шестьдесят один год возраста. Да, змеились морщины вокруг глаз и губ, но сами глаза горели все той же ненавистью, которую Ванум разглядел той самой ночью. Или это отражалась в них его ненависть?

– Зачем? – спросила Клам. – Что мы забыли в Ардуусе?

– А ты еще не слышала? – рассмеялся Ванум. – Наш сын, Зелус Ренисус, провозглашен императором Ардууса! Великого Ардууса!

– Императором? – побледнела Клам. – А куда же делся Пурус? Ведь у него был свой сын, Болус, кажется? Я даже слышала, что Аша вышла за него замуж? И почему у тебя нет траурной ленты на шее? Ты забыл? Король Тигнум погиб!

– Плевать на траур! – рявкнул Ванум. – И на Пуруса. Знать не знаю, что с ним. И что с Болусом – тоже не знаю. Собирайся! А что касается траура, то где старший сын Тигнума? Ах, он написал, чтобы я покоролевствовал за него немножко? Что он скоро будет, но задерживается, потому как его жена, кстати, дочь того самого Пуруса, рожает очередного выродка? А сможет он заполучить в дети самого императора? Собирайся!