Мой лучший друг товарищ Сталин - Эдвард Радзинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После чего отправляется в завоеванный Париж. Осматривает Гранд-Опера, подъезжает к Елисейским Полям. Затем — остановка возле Триумфальной арки и могилы Неизвестного солдата… И конечно же Собор инвалидов, где Гитлер долго стоит перед саркофагом Наполеона. Растроганные слова в камеру: «Я всю свою жизнь мечтал посетить Париж. Не могу передать, как я счастлив, что моя мечта сбылась».
(Как сообщил мой агент, Гитлер провел в Париже всего три часа. Он сказал своему любимому архитектору Шпееру: «Когда мы закончим свои строительные планы в Берлине, Париж станет жалкой тенью. И тогда мы разрушим столицу презренных лягушатников».)
Просмотр окончился. Коба не произнес ни слова. Он был мрачен. Вместо истощающей войны с Францией — невероятно легкая победа Гитлера. Теперь ему оставалось добить одинокую Англию и стать абсолютным властелином Европы. После этого мы окажемся с ним один на один. Один на один с яростным Гитлером, возмущенным хитростями Кобы. Мой информатор писал мне: «Гитлер в бешенстве от аппетитов Сталина, он кричал: “Марксистский ублюдок нагло воспользовался нашей трудной ситуацией! Пока мы платим кровью и подвигами за новые территории, негодяй придумал получать их даром. Пусть забирает. Мы очень скоро вернем все это!”»
По окончании кинохроники я процитировал Кобе это донесение агента, опустив «ублюдка» и «негодяя». Он выслушал. Строго сказал:
— Гитлер — наш союзник, и никуда ему не деться от этого союза. На два фронта ему не справиться, а он хочет проглотить весь Запад. Как известно, Англия пока сопротивляется. Понятно? Все! Свободен!
Я опять не поговорил с ним о себе.
Между тем Кобе следовало насторожиться. Ибо после завоевания Франции неожиданно был предложен мир Англии. Гитлер объявил: «Я не вижу причин, по которым эта долгая война должна продолжаться. Мне было бы печально увидеть жертвы, которых она потребует».
Гитлер явно давал Англии возможность сыграть роль СССР перед войной с Польшей.
Но это означало, что роль Польши отводилась… нам?!
В это время агент сообщил: Гитлер не только заговорил о мире с Англией, он говорит об СССР как о своем последнем и главном враге… Он даже сформулировал: «СССР — это Клондайк нефти и хлеба, Англия — пустой ящик с дождем».
Я позвонил Кобе и попросил о срочной встрече. Коба снова принял меня в присутствии Берии. Я доложил о полученном сообщении.
— Твой источник, конечно же, английский шпион… — Коба молча походил по кабинету. — Гитлер никогда не заключит мир с Англией хотя бы потому, что Черчилль никогда не пойдет на это. Упрямый пьяница решил воевать до конца. Решительный империалист. Почитай вслух, Фудзи, — и он передал мне лист бумаги. Это был переведенный кусок речи Черчилля. — Читай! Читай вслух!
Я прочел:
— «Пусть мы сражаемся одни. Но здесь, в Лондоне, неприступном городе-крепости, окруженные морями и океанами, на которых царствует наш флот, защищенные мужеством и преданностью наших летчиков, мы неустрашимо ждем угрожающего нам нападения. Мы будем стоять до конца. Мы будем сражаться на подступах к нашей земле. Мы будем сражаться в полях, на улицах и в горах. Мы никогда, никогда не сдадимся».
— Это не риторика. Английский флот по-прежнему контролирует моря. Английский бульдог вцепился и не отпустит… пока не потеряет свой остров! Вот почему мы все еще позарез нужны Гитлеру. Вот почему немцы сейчас ведут с нами важнейшие переговоры, уговаривая вступить в Тройственный Союз. Мы просим за это проливы Дарданеллы и Босфор. И получим! И тогда Черное море наконец-то станет нашим внутренним морем. — (Гитлер уже делил шкуру неубитого медведя — английскую империю.) — Но Гитлеру не хочется нам все это отдавать. Чтобы мы стали уступчивее, пугает нас нападением. И делает это через твоих агентов, Фудзи. Короче, запомни: немцы — наши друзья, а Черчилль — наш враг. — И, усмехнувшись, как-то значительно добавил: — Сегодня.
(Я понимал, что Коба говорил это не для меня. Он убеждал себя… ибо на карту была поставлена страна и его судьба. И некий завтрашний план. Этим выразительным «сегодня» он хотел нам это сказать.)
— Еще какие у тебя вопросы, Фудзи? — спросил тогда Коба.
— За мной по-прежнему следят. И я по-прежнему хотел бы знать — почему?
Коба промолчал. И тут Берия, усмехаясь, принял эстафету:
— Кто-то сообщил негодяю Троцкому о том, что будет нападение. Как ты думаешь, товарищ Фудзи, кто это сделал?
— Да кто угодно. Ведь с кем болтали и спали Каридад и ее красавчик-сын, мы не знаем!
Берия сухо возразил:
— Мы о них знаем все, они не болтали. Нехорошо получается. О встрече с Гитлером, известной тебе, узнают в Америке… И об этой операции, известной единицам, среди которых опять же ты, также узнает враг.
— Негодяй ты, Лаврентий Павлович, вот что я отвечу.
— Если он негодяй, значит, хорошо работает, — засмеялся Коба. — Не знаю, как тебе, Лаврентий, а мне кажется, что товарищ Фудзи решил, будто его нельзя тронуть, ведь он друг товарища Сталина. Действительно, это так. Но у товарищей евреев есть поучительная легенда об Иуде — друге-предателе. — И, вздохнув, спросил: — Что будем делать, Лаврентий?
— Надо арестовать, Иосиф Виссарионович.
— Но у него семья… жена Нанико. Маленькая дочь. — Коба изобразил раздумье. Сказал: — Дочь не трогай… отправь к бабке в Грузию. Или в детский дом? Нет, пусть едет к бабке. Все-таки Фудзи — наш земляк… Второй вопрос: за что его судить? Судить, как немецкого шпиона, нельзя — Гитлер обидится. Надо его судить как английского шпиона. Тем более что это правда! Постарайся, Лаврентий, чтобы он признался… но не переусердствуй, не забывай — мы с ним уже старики. Да и грузинская родня замучает нас. У него ведь тысяча родственников! — Коба снова засмеялся. — Ай, ай, Фудзи, да ты испугался?! Шутки перестал понимать. Ладно, иди. — И уже в дверях: — Но он молодец, твой сукин сын.
Я уставился на него в недоумении.
— Черчилль, для которого ты шпионишь. Узнав, что французы капитулируют и передают свой флот немцам, беспощадно расстрелял их корабли! Полторы тысячи вчерашних союзников положил —, и обратился к Берии. — Об этом, Лаврентий, Фудзи первым рассказал с восторгом. Он все мне рассказывает про своего Хозяина. С началом налетов Черчилль залезает на крышу и демонстративно-спокойно курит сигары. Нет, Фудзи, ты прав, твой Империалист попортит немцам много крови. Он настоящий сукин сын! Так и передай ему.
Мне седьмой десяток, я грузинский старик, но он постоянно делал из меня шута.
Я возвращался домой в ярости. Потом ярость прошла, и остался… страх. Я ведь точно знал: он не шутил. Он посадит! И скоро!
Некоторое время он меня не звал. Иностранные фильмы переводил его главный переводчик Павлов.
Гитлер зверски бомбил Лондон, одновременно призывая к миру своих сторонников в Англии: «Не ждите, пока Черчилль удерет в Канаду, надо свергнуть его сейчас и заключить мир. Ваш Черчилль — безумный вечно пьяный идиот, ибо только слабоумный решится сражаться с Германией в одиночку».