Дай мне больше - Сара Кейт

— Я хочу сделать это еще раз, — отвечаю я.

Наконец он убирает руку, и мои плечи опускаются. Я не показываю этого, когда поворачиваюсь к своему бокалу и поднимаю его. Он взбалтывает остатки бурбона в стакане, наполненном льдом. — Это не было странно для тебя? Видеть меня с ней?

— Странно… нет.

— Или слышать, как я говорю, что мне это нравится. Как сильно она мне нравится.

Он хихикает. — Перестань пытаться отпугнуть меня, Дрейк. Меня это не беспокоило.

— Я не понимаю, чувак. Если бы я подумал о том, что к ней прикасается другой мужчина… — У меня кулаки сжимаются от одной мысли об этом.

— Но ты не просто другой мужчина.

— Ты знаешь, мы с ней сегодня говорили о некоторых правилах, — говорю я, глядя на него.

— Она мне рассказала.

— И мы никогда не будем ничего делать, когда тебя нет рядом.

— Я знаю.

Он снова поворачивается ко мне, но на этот раз его рука не касается моего плеча. — Дрейк, дело не в том, что ты с ней. Дело в том, что я наблюдаю. Эта часть тебя не беспокоит?

Я на мгновение задумался, но ответ был прост. Правда, я не уверен, что он готов его услышать. Ну и ладно… к черту. — Меня это нисколько не беспокоило. Мне, блядь, очень нравилось, что ты смотришь.

Он сглатывает, его глаза остаются на моем лице. — Хорошо.

Это правда. Мне нравилось, что он смотрел, но я не могу сказать, что мне хотелось бы, чтобы он не только смотрел. Он определенно не готов к этому. Потому что, когда он вовлекается, это уже не просто исполнение фантазии. Это уже нечто совсем другое.

Правило № 18:Хорошие люди всегда помнят о кокосах

Изабель

— Где мы? — спрашиваю я, просыпаясь от дремоты, растянувшись на заднем сиденье и используя толстовку Хантера в качестве импровизированной подушки.

— Где-то в Кентукки, — отвечает Дрейк. Хантер сидит за рулем, что забавно, потому что он точно был на пассажирском сиденье, когда я заснула. Должно быть, я действительно была не в себе. Наверное, сон с двумя мужчинами выбивает из колеи.

Кто я?

Если бы меня сейчас видели родители, — со смехом думаю я, краснея уже в десятый раз за сегодняшний день при воспоминании о прошлой ночи. Я даже не знала, что я из тех девушек, у которых два парня за одну ночь. Или это просто люди так меня воспринимают? Может, я просто привыкла считать себя скромной и тихой, потому что меня так воспитали?

Мои родители были скромными бухгалтерами из высшего среднего класса, и я была их единственным ребенком. Но я думаю, что даже во мне была доля сожаления, потому что в детстве я чувствовала, что меня в основном игнорируют и отмахиваются от меня. Никогда не отличавшаяся чрезмерной лаской и вниманием, я нашла свои образцы любви и привязанности в романах. То, что начиналось с "Маленьких женщин" и "Эммы", быстро превратилось в "Цветы на чердаке" и "Притязания Спящей красавицы". Все мои злые любопытства и грязные мысли были запрятаны глубоко внутри меня, а пространство между кроватью и матрасом скрывало больше развратных любовных романов, чем я могла сосчитать.

Все считали меня такой знающей и проницательной из-за моих бесчисленных походов в библиотеку и букинистические магазины, но только библиотекарь знала правду. О, я была очень осведомлена. Я разбиралась во множестве эклектичных терминов, используемых для описания эрегированного пениса.

В тот день, когда я впервые проходила мимо "Хантера и Дрейка", я возвращала книги с третьей по седьмую из популярной серии романов в надежде, что у них есть книги с восьмой по шестнадцатую. Я была похожа на наркомана, отчаянно нуждающегося в дозе.

А потом я встретила своего альфу. Мужчина, который мог показать мне все, что я когда-либо хотела узнать, и при этом не заставлял меня чувствовать себя изгоем, если я этого хотела. Даже если на первых порах он вел себя раздражающе, как джентльмен. Мне было всего семнадцать, когда мы познакомились, и хотя он начал разговаривать со мной в то время, он заставил меня ждать четыре месяца между тем и моим восемнадцатилетием, прежде чем он прикоснется ко мне.

А потом еще полгода, прежде чем он займется со мной сексом. Я была для него извращенкой. И я думаю, что ему нравилось заставлять меня ждать в качестве пытки. Хантеру не всегда нравится причинять боль, но он любит контролировать ситуацию.

Многое из этого пришло из его детства. Я знаю, что его домашняя жизнь была не такой комфортной, как моя. Он рассказывал мне о своем жестоком отце. Мы с Хантером отчаянно нуждались в стабильном, любящем доме, но не по совершенно разным причинам. Нам повезло, что мы нашли друг друга, и мы смогли разделить любовь и внимание, которых так жаждали в детстве.

Но я замечаю вещи. Я была бы слепа, если бы не замечала. То, как он иногда смотрит на Дрейка. Как он сжимает челюсти, когда Дрейк упоминает о том, что у него есть другой мужчина. Долгое время я отмахивалась от этого, считая, что мне немного не по себе от открытой сексуальности его друга, но теперь я вижу все по-другому. Мне так и хочется указать мужу на то, что, возможно, это раздражение происходит не от осуждения, а от ревности.

Зависть к Дрейку за то, что он может жить так свободно. Или даже зависть к мужчинам, которым достается часть его лучшей подруги, которую он никогда не сможет иметь.

Что, если Хантер все это время играл роль фасада? Он подавлял эти чувства, чтобы защитить себя. Он не может исследовать свою сексуальность, если он женат.

Но я хочу, чтобы он это сделал. Я имею в виду… у меня был секс с его лучшим другом, ради всего святого.

— Если и было время открыть эту дверь, хотя бы для того, чтобы просто заглянуть в нее, то сейчас самое время.

Дрейк говорит что-то, от чего Хантер смеется, и они обмениваются быстрым взглядом, но глаза Хантера задерживаются на лице Дрейка — как это часто бывает.

— О, смотрите, две кровати, — шутит Дрейк, исчезая во второй спальне нашей квартиры в Нэшвилле. Мы отказались от гостиниц на оставшуюся часть поездки, поскольку аренда квартиры кажется более выгодным вариантом. Хотя, как по мне… спать между этими двумя было не так