Сострадание к врагу - Сергей Герасимов

Командуй, капитан.

Минут через двадцать четыре человека собрались в центральном отсеке.

— А где наши пассажиры? — спросил Денисов.

— Остались в каюте, — ответила Йец.

— Надо бы их тоже пригласить.

— Я приглашала.

— И что же?

— Выглянула эта полуголая девица и сказала, что в данный момент они пытаются сделать ребенка. Им не до нас. Надо же, какие счастливые. Просто кролики какие-то.

— Значит, обстановка такова, — начал Денисов. — Нас выбросило за пределы галактического диска. До ближайшего рукава семнадцать тысяч световых лет. До ближайшей звезды — всего шестьсот. Это значит, что если мы будем лететь с максимальной скоростью, то достигнем ее через сорок пять миллионов лет. То есть двигаться в обычном пространстве бессмысленно. С другой стороны, любой прыжок, если он не будет рассчитан абсолютно точно, отбросит нас еще дальше. Намного дальше. А дальше — только смерть. Рассчитать прыжок мы не можем, потому что вокруг нет ни одной знакомой звезды, которую можно использовать как ориентир. Еды нам хватит на неделю. Если распределить всё это на микроскопические порции, то последний из нас умрет через шесть месяцев.

Все молчали. Йец нервным движением скручивала и раскручивала ручку, ту самую, которая напоминала ей о доме.

— Может быть, нам подвернется какая-нибудь случайная планетка? — неуверенно спросил Кеша.

— Случайных планет в космосе не бывает. Вероятность — примерно одна стомиллиардная доля процента. Вселенная состоит из пустоты, кое-где в ней плавают песчинки галактик.

— А если использовать синхронизированный сон?

— Все семь аппаратов разрушены.

— Отремонтировать?

— Не в наших условиях. К тому же в этом нет смысла.

— То есть мы уже в могиле? — спросила Йец. — Можно шить саван? А белой материи у нас хватит на всех?

— Хватит. Но есть одна вещица, которая, надеюсь, нам поможет.

— Какая?

— Вот эта.

Он поставил на стол полупрозрачный кубик с изображением клавиш и символами неизвестного алфавита.

* * *

— У нас с тобой есть еще один шанс, — Рита нежно заглянула в глаза любимого.

— Шанс на что? — не понял робот.

— На продолжение отношений. На то, чтобы продолжить игру в любовь. Я же тебя так люблю!

— Но я не хочу продолжать.

— Это нормально, это тоже входит в правила. Всегда наступает такой момент, когда, как бы это сказать, возлюбленные осточертевают друг другу. Но игра не прекращается в этой фазе. Обычно они мирятся и пытаются завести ребенка.

— Но мы не можем завести ребенка.

— Почему?

— Мы по-разному устроены.

— Но ты ведь такой сильный. Ты так много можешь. Ты настоящий мужчина. Не может быть, чтобы такой мужик не мог завести детей. Когда ты сжимаешь меня в объятиях, я млею от счастья. Я думаю, что ребенок получится.

— В моем организме не предусмотрена такая функция. Нет ни генной структуры, ни хромосом. С таким же успехом ты можешь попытаться завести ребенка с футбольным мячом. У меня не может быть детей. Мое состоит не из клеток, а из нейтронной плазмы. Я просто похож на человека, но могу быть похож на кого угодно. Смотри.

Он вытянул руку; кожа вдруг набухла, превратившись в чешую. Пальцы соединились и образовали клешню. Клешня открылась и закрылась с отчетливым щелчком.

— Ты уверен, что знаешь о себе всё? — спросила Рита.

— Почти всё, — ответил робот. — Есть некоторые вещи, которые я не могу контролировать, а есть и такие, которые я не должен знать.

— Вот видишь! Мы должны попробовать. Я уверена, что у нас получится.

— Зачем люди заводят детей? — спросил робот.

— Чтобы стать бессмертными. Они продолжают жить в новом теле. И для того, чтобы любить кого-то.

— Хорошо, я попробую, — согласился робот, — но только ради шутки. Мне не нужно быть бессмертным, потому что я не боюсь смерти. И мне не нужна любовь, я в нее достаточно наигрался. Иногда ты доставляешь мне удовольствие, но это не повод, чтобы тянуть время. Никакое удовольствие и никакая любовь не помешают мне разделать тебя, как мясник разделывает тушу. Запомни это. Не строй лишних иллюзий.

— Разве тебе не нравится видеть любовь в моих глазах?

— Мне нравится видеть твой страх.

Он взял ее за волосы левой рукой и медленно пригнул голову. Затем выдвинул одно лезвие на правой руке. Приблизил его вплотную к глазу женщины.

— Не дергайся, — сказал он, — а то останешься без глаза раньше времени. Эта штука такая острая, что я мог бы срезать твои ресницы одну за другой. Почему ты побледнела? Страшно? Будет намного страшнее. Но я не убью тебя сейчас. Догадываешься, почему?

— Нет.

— Я могу довести тебя до любой степени ужаса. До высочайшей степени ужаса. Что я и сделаю. Но этого мало. Я собираюсь довести до высочайшей степени ужаса всех, кто летит со мной. Они не смогут убежать от меня.

Он засмеялся.

— А если они справятся с тобой? — спросила Рита.

— Как? Оружие, которое у них имеется, не оставит на моем теле даже царапинки. Так что пришла пора заняться делом. Разденься.

— Зачем?

— Вот тебе монета. Подбрось ее. Если выпадет орел, мы попытаемся сделать ребенка.

— А если решка?

— Тогда я отрежу тебе что-нибудь. Для начала, например, ухо. Мы будем делать так каждый день. До тех пор, пока придем к какому-нибудь результату. Либо мы заведем ребенка, как ты хотела, либо от тебя останется скелет.

— Зачем?

— Ну ты ведь хотела от меня ребенка и уверяла, что это возможно. Вот мы это и проверим. Бросай!

Рита взяла монетку дрожащей рукой.

— Сначала разденься. Может быть, я найду что-то лучшее, чем ухо. Хочу почувствовать себя творцом, скульптором, который находит лишнее и отсекает, снова находит и снова отсекает, — робот опять рассмеялся.

* * *

После того, что случилось с Капитаном, использовать дефлектор еще раз было бы безумием.

— Тяжело говорить об этом, — вздохнула Йец, — но Капитан, скорее всего, умрет. Вначале ему стало лучше, состояние стабилизировалось, но потом снова стало ухудшаться. Мы его не вытащим.

— Откуда не вытащим?

— С того света. Он уходит от нас. С каждым, кто включит дефлектор, не разобравшись, будет то же самое. Славный человек. Я обязана ему жизнью.

— Мы все обязаны ему жизнью, — сказала мать Кеши. — Но он же и причина наших несчастий. Хороший человек не станет жертвовать десятком жизней ради одной.