Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев

Но, как это часто бывает, и добрые дела иной раз перерождаются в злые.

С одним из подобных представителей «русской партии» мне довелось общаться довольно близко, это небезызвестный Валерий Николаевич Ганичев, ставший в конце 70-х годов главным редактором «Комсомольской правды». Придя к нам на 6-й этаж знаменитого здания на улице Правды, 24, он немедля привел за собой сплоченную команду борцов с «мировым сионизмом» и «засильем космополитов». Отныне все авторы газеты рассматривались ими прежде всего с расовой точки зрения: еврей или не еврей? Сам Ганичев был человеком незлобивым и где-то даже интеллигентным, он умудрялся поддерживать добрые отношения с представителями «либерального лагеря», например с Андреем Вознесенским, о чем мне рассказывал сам поэт, однако Валерий Николаевич и в особенности пришедшие с ним соратники стали последовательно превращать газету в трибуну самых махровых ура-патриотических сил.

Письмо Б. Н. Полевого А. Н. Яковлеву о его статье. [ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 1. Д. 444]

К счастью для «Комсомолки», это продолжалось недолго: кто-то там «наверху» (говорят, что Суслов) спохватился, Ганичева перевели с явным понижением руководить «Роман-газетой», а вместе с ним с 6-го этажа немедля исчезли и все другие «борцы за русскую идею». Словно волной их смыло. Но были эти три года мучительными для газеты, которая всегда славилась своим подчеркнутым демократизмом, открытостью, нетерпимостью к любым проявлениям ксенофобии.

Вернемся, однако, к Яковлеву и той статье, которую он написал в 1972 году.

Фактический руководитель партийной пропаганды, внимательно проанализировав публикации последних месяцев, увидел в некоторых из них опасность махрового национализма. И тогда взялся за перо.

Судя по всему, материал давался ему нелегко. Показал тезисы главному редактору «Комсомольской правды» Борису Панкину, который внимательно следил за тенденциями современной русской литературы и к тому времени уже завоевал репутацию авторитетного критика. Тот линию поддержал и привел свои примеры ура-патриотических настроений в недавних произведениях, причем посоветовал обратить внимание и на проявления национализма в публикациях авторов из союзных республик.

Понятно, что такого рода статьи работник ЦК, даже уровня руководителя отдела, должен был согласовывать «наверху». Яковлев, проработавший на Старой площади уже почти два десятилетия, хорошо знал эти правила, а потому, выбрав момент, обратился за «товарищеским советом» к помощнику генерального секретаря Александрову-Агентову. Тут, конечно, возникает вопрос: отчего именно к нему принес свою рукопись автор, ведь Александров-Агентов занимался исключительно международными делами? Скорее всего, это произошло, потому что где-то на цековских дачах, работая над очередной «судьбоносной» речью, пути этих персонажей пересеклись, и в какой-то момент они почувствовали взаимную симпатию. Помощник генсека был грамотным человеком, не таким ортодоксом, как некоторые другие лица в ближайшем круге Брежнева. К примеру, помощник генсека по фамилии Голиков.

Андрей Михайлович, ознакомившись с текстом в присутствии автора, поднял на него свои бесстрастные глаза:

— Что ж, проблему вы поднимаете действительно важную. Но я бы вам советовал подкрепить свои соображения положениями марксистско-ленинской теории. Это сразу придаст статье более убедительный характер. — Александров-Агентов придвинул листки к Яковлеву и добавил, — а также избавит вас от возможных неприятностей.

Автор совету внял.

Когда статья, как казалось Яковлеву, уже была готова, Панкин высказал желание опубликовать ее на страницах «Комсомолки». Но газета выходила на четырех полосах, а текст в набранном виде занимал две, то есть ровно половину номера. И потом, «Комсомолка», несмотря на ее огромную популярность, все же по статусу была молодежной газетой, а Яковлеву хотелось трибуну посолиднее. Он счел за лучшее обратиться в «Литературку».

Широкий читатель, разумеется, не понял, кто же такой этот «доктор исторических наук» и за какие доблести газета отвела ему целый разворот формата А-2, зато московская окололитературная тусовка быстро все уяснила. И сделала вывод: раз такое крупное выступление сделано от имени руководителя Агитпропа, значит, оно олицетворяет собой согласованную позицию Центрального комитета.

Это мнение еще сильнее окрепло, когда через десять дней после публикации «ЛГ» статью поддержала главная газета Советского Союза «Правда». Орган ЦК КПСС напечатал обширный обзор печати под заголовком «Емкость публицистического слова». О выступлении А. Н. Яковлева там было написано так: «Глубоко аргументированно, по-партийному ясно и принципиально оно утверждает необходимость четко-классового, марксистско-ленинского подхода к оценке любых явлений и событий истории, дает решительный отпор попыткам ее искажения и незрелой, путаной, а подчас и просто ошибочной, идеалистической интерпретации»[74].

По тем временам, если тебя хвалила «Правда», это была индульгенция от любых «наездов».

В редакцию «Литературки» пришло много писем в поддержку статьи. Из Будапешта написал выдающийся венгерский поэт Антал Гидаш. Откликнулся восторженным отзывом писатель Борис Полевой.

Автор получал поздравления от единомышленников и был доволен.

Но недолго. Через несколько дней Чаковского вызвали «на ковер» к секретарю ЦК А. П. Кириленко, который дал понять, что газета крупно подставилась, что негоже подобные темы публично обсуждать в печати и обществе. Андрей Павлович по рангу был выше Демичева, он входил в Политбюро ЦК, причем считалось, что в негласной партийно-государственной иерархии тех лет занимал четвертую строчку после Брежнева, Подгорного и Суслова.

Стало ясно, что над головой автора сгущаются тяжелые грозовые тучи.

Но прежде, чем перейти к рассказу о последствиях, перечитаем эту старую публикацию под названием «Против антиисторизма». Еще раз повторим: старую, но не потерявшую актуальности и сегодня.

На первый взгляд, с точки зрения современного молодого читателя, там ничего взрывоопасного нет. Примерно треть материала занимают реверансы в сторону марксизма-ленинизма, шестнадцать раз упоминается Ленин, он же неоднократно цитируется, есть ссылка на речь Брежнева и очень много — про «историческую роль рабочего класса». Иначе говоря, хорошо видно, что автор на сто процентов учел совет мудрого помощника Брежнева, щедро подстелил соломки.

Да, таковы были правила игры. Любую проблему и даже намек на ее существование следовало обложить изрядным количеством марксистско-ленинской шелухи, трижды поклясться в верности делу партии и социализма, много раз упомянуть имя основоположника и процитировать генсека.

Отстаивая приоритет классового сознания и классового подхода к идеологии, Яковлев проявляет себя в этой статье не просто как типичный цековский догматик, а пытается развить учение классиков применительно к решению национальных проблем, к партийному подходу относительно «национального духа» и «национального характера».

Возможно, в логике тогдашних идеологических представлений о мире и социализме это звучало если и не революционно, то свежо, однако, с точки зрения сегодняшнего дня, вся философская риторика статьи не выдерживает серьезной критики. Но, повторяю, это — сегодня.

Теперь — о том, какую цель ставил перед собой Александр Николаевич Яковлев. Если всю воду отжать, то в сухом остатке останется желание главы Агитпропа приструнить ряд книжно-журнальных авторов, позволивших