Длинные руки нейтралитета - Михаил Иванов

– Так вот, для начала я ознакомился бы с руководством, которое, как я заметил, имеется в сих бумагах. Однако я даже отсюда вижу, что оно написано по-вашему, а среди моих соотечественников это могут разобрать лишь я, мои офицеры и тот же Неболтай. А среди штуцерников и грамотных-то найти… кхм… можно не вдруг. И к тому добавлю: наверняка имеются некие правила по уходу за оружием, а грамотный стрелок уж верно лучше их запомнит.

Бывший сержант разведвзвода умел думать быстро, в противном случае он не прожил бы долго и уж точно не сделал бы успешную карьеру. Противоречить он не стал:

– Как понимаю, Владимир Николаевич, ваши офицеры весьма заняты. Но, может, Тихон Андропович согласится помочь?

– Спрошу, но также попробую поискать среди моих нижних чинов. Но, с вашего позволения, я продолжу. Вторым этапом освоения мне видится стрельба учебная, не по реальному противнику, а по мишеням. Уверен, что даже при этом можно будет обнаружить наиболее явные недостатки конструкции…

Малах прекрасно помнил, сколько времени и усилий потребовала отработка конструкции и пистолетов, и винтовок на Маэре, а потому без спора согласился с этим тезисом.

– …И наконец, проверка сих новинок в боевых условиях.

– Разумеется, вы правы.

Флотский вскинул голову, будто вспомнил что-то.

– Да, вот я подумал: эта разработка, как понимаю… – небольшая заминка, – инициатива от вас? Ну да, я так и думал. Правильно ли я полагаю, что в случае успеха этого нового оружия планируется, что мы закажем их… сколько-то?

Отрицания не последовало.

– Но для успеха понадобится одобрение адмирала Нахимова, а он такового не даст, не получив полного согласия кого-то из армейских. Генерала Хрулёва, например. Этот высокий чин должен быть убеждён, что оружие истинно прекрасное. Никакие реляции об испытаниях не заменят мнения тех, кто бился с применением данного образца винтовки.

К этому моменту Малах уже составил мысленный план действий и начал его излагать:

– Полностью с вами согласен. Тогда давайте вот что: вы знаете ваших людей, вы их и подберёте. Я же сделаю перевод на русский язык всех трёх вариантов описания оружия – они всё же не совсем одинаковы – и попрошу Тифора Ахмедовича сделать копии.

Успех комендоров поднял их репутацию, хотя само это слово так и осталось для них неизвестным. Соседи-пушкари дружно воздавали хвалу:

– Лихо ты дело провёл, Максимушкин! Я вот глядел: пушка вражья аж в воздусях закувыркалась! Сильно ваши бонбы бьют и метко!

Самомнение комендора можно было собирать лопатами и черпать вёдрами.

– А то как же! Мы, вятские, ребята хватские, силой агромадные, сами не жадные. Не жалеем то есть гранат на супротивника, лишь бы нам подвоз был.

Здесь бравый комендор малость покривил душой: малых гранат оставалось как бы не половина от исходного боезапаса. А шестидесятифунтовые гранаты на Камчатском люнете почти все вышли. И так как «матросский телеграф» работал не хуже солдатского, и многие уже были осведомлены о состоянии дел с боезапасом, то последовал резонный вопрос:

– А ну как не подвезут? Чаю, другие бонбы вашему орудью не подойдут?

– Это правда, не подойдут, – вынужден был признать славный уроженец вятских краев, – но наш Зубастый за этим следит. Пока что кажну ночку подвозили, хотя и понемногу.

– А что, если всё же проруха?

– Ну, тогда вся надёжа на тебя и твою картечь с ядрами. Так что ходи веселей, Кострома! А покудова сообразите-ка, братишки, чайку.

Пока чайник закипал, защитники редута перебрасывались беззлобными подначками на тему Рязани косопузой, пермяков, которые солёны уши, и тому подобными.

Нижние чины союзников трудились над оборудованием новых артиллерийских позиций. Люди деятельно копали, носили в корзинах землю и камни, подтаскивали новые пушки. Всё это происходило достаточно далеко от русских укреплений – более версты. Артиллерийские офицеры посчитали, что точный огонь на такой дистанции вряд ли возможен, но ведь люнет – цель куда большего размера, чем траншея или даже артиллерийская батарея. Во избежание чрезмерных потерь пушки рассредоточили, справедливо полагая, что тогда разрыв единичного бомбического ядра не уничтожит более одного орудия вместе с прислугой.

Но в действия людей вмешалась природа.

* * *

Разразился жесточайший осенний шторм. На момент буйства стихии любой офицер Российского императорского флота мог с большой уверенностью предположить, что сколько-то кораблей у союзников непременно погибнет – уж кто-кто, а моряки-севастопольцы неоднократно имели дело с яростью Чёрного моря. Но, разумеется, о масштабах ущерба пока что сведений не было.

К счастью, командир «Морского дракона», увидев, насколько упал барометр, порешил за лучшее перевести корабль в Севастопольскую бухту. Всё равно в грот по такой погоде было невозможно войти, да и выйти тоже.

Но непогодой стоило воспользоваться. Сам Неболтай, двое его товарищей, Малах Надирович, Владимир Николаевич, а также артиллерист Желнов с «Андрея Первозванного» пришли в комнату дежурного при севастопольских казармах знакомиться с новым оружием. Последнего выбрали за зоркость, грамотность и умение прицеливаться на глазок, без точных указаний о дистанции. Кроме того, он не был негатором. Наконец, Желнов был из шекснинских охотников. Вопреки фамилии[9] он имел типично северную внешность: светловолосый и голубоглазый. Манеры были соответствующими: и в движениях, и в высказываниях Желнов был нетороплив и основателен.

Все прочитали описания новых скорострельных винтовок. Хорунжий мысленно отметил, что прорезей для бесшумности на стволах нет, но тут же подумал, что в поиск с таким оружием ходить не придётся, и потому вслух на этот счёт ничего не сказал. Собственно, для казаков новизна заключалась лишь в способе набивки магазинов и в вариантах подсоединения таковых к самой винтовке. Но сам Неболтай опыт имел побольше рядовых. Оглядев новое оружие, он уверенно высказался:

– Малах Надирович, так это, выходит, и не винтовка.

– А что же тогда?

– Картечница, – веско припечатал хорунжий. – Сам я таких не видывал, а вот ребята кое-чего порассказывали. Считай, почти то же самое: выпускает чередой пулю за пулей, очень быстро, только что перезарядка медленная.

На поверку оказалось, что новые винтовки перезаряжаются отменно быстро.

Первый вариант скорострелки предусматривал подсоединение к особой планке аж трёх винтовочных магазинов на двадцать пуль каждый. По опустошении первого из них стрелок должен был нажать защёлку и сдвинуть по этой планке все три магазина. Первый просто выпадал, а второй становился на его место. Оставалось лишь передёрнуть затвор, досылая пулю в ствол.

Будущие стрелки по очереди зарядили и перезарядили винтовку, поцокали языками. Мнения были осторожно-положительными: