Семьи: книга третья - Андрей Васильевич Меркулов

— Не забывай ухаживать за дамами, — высоко вскинув брови, произнесла она назидательным тоном, несколько раз стукнув ногтем по стеклу пустого фужера.

Ответив Кристине раздраженной гримасой, будто только что раскусил горькую тухлую семечку, Юрий взял бутылку и по кругу освежил все бокалы, наполняя их как полагается — на две трети объема. Закончив, он вернулся к шашлыку, но ел теперь без наслаждения, механически отправляя в рот и пережевывая куски мяса, весь поглощенный мыслями о сделанном сестрой на глазах у жены и Полины внушении.

Юрия неимоверно раздражали подобные выходки Кристины. Он, конечно же, был согласен с тем, что женщинам в присутствии за столом мужчин не к лицу самим брать бутылки и разливать алкогольные, да и вообще какие бы то ни было напитки, и если бы она, завладев его вниманием, неприметным жестом указала на свой бокал, то этого было бы вполне достаточно, и он без какого-либо сопротивления тут же поспешил бы исправить ситуацию. Но сестра не только каждый раз напоминала о его упущениях вслух — она делала это максимально громко, во всеуслышание, специально создавая продолжительные паузы, чтобы привлечь внимание как можно большего числа собравшихся.

На подсознательном уровне чувствуя, что ее замечания заключают в своей основе самые благородные и возвышенные посылы, а также то, что возразить или проигнорировать их было попросту невозможно, Кристина никогда не упускала случая указать знакомым мужчинам на отсутствие должных манер и невнимательность к окружающим дамам. При этом в силу невероятно выразительной мимики и интонации голоса ее прямые подсказки звучали всегда очень укоризненно. И если по отношению к большинству мужчин она в той или иной мере все-таки ограничивала свой порицающий тон, то, когда дело касалось брата, замечания носили предельно уничижительный характер.

Будучи младшим ребенком, долгожданным мальчиком, Юрий с самого своего рождения сконцентрировал на себе все внимание и заботу родителей, в корне изменив жизнь сестры. Семья в то время ютилась в однокомнатной квартире, и появление в доме брата ознаменовалось для шестилетней Кристины переездом к бабушке за несколько десятков километров от С-ска. К тому времени, когда родителям выделили соответствующую жилплощадь, девочка прожила в плохо знакомом городе больше года, а вернувшись домой, попала в совершенно новый для себя мир. Все теперь вращалось вокруг брата — он стал центром жизни семьи. К нему было обращено внимание родителей, родственников, гостей; ему выделялось всегда самое лучшее, о нем беспокоились в первую очередь; стоило ему только кашлянуть, как все вокруг начинали бегать и сходить с ума в переживаниях. Но про Кристину тоже не забывали — ее стали активно подключать к процессу ухода за маленьким братом. Посидеть с ребенком, покачать, отвлечь чем-нибудь или разогреть ему еду — все это постепенно вошло в круг ее обязанностей, за неудовлетворительное выполнение которых то и дело приходилось получать нагоняи. С семи лет столкнувшись с новой для себя ролью ответственной помощницы матери в присмотре за младшим братом, который полностью оттягивал на себя родительскую любовь, Кристина ощущала себя обделенной и забытой. И сам Юрий, и та суматоха, которая творилась вокруг него, стали раздражать и бесить ее. Время шло, дети росли, но отношение родителей оставалось неизменным: к Юрию — как к ребенку, а к Кристине — как к взрослой помощнице. Злость на брата, обида и постоянное острое ощущение недостатка внимания глубоко укоренились в чутком и восприимчивом подсознании девочки, став верными ее спутниками на всю дальнейшую жизнь.

В отношении брата критические замечания Кристины, какой бы вопрос они ни затрагивали, всегда были максимально открытыми и беспощадно осудительными. Ее упреки несли в себе пренебрежение, даже презрение, а порой сопровождались и откровенно неистовыми сценами, так что очень скоро Юрий постарался свести к минимуму любое взаимодействие с сестрой, общение с которой доставляло ему сильнейший эмоциональный дискомфорт. Сейчас же, получив очередное прилюдное порицание, он весь ушел в себя, погрузившись в размышления о случившемся.

«Почему только с Кристиной возникают у меня подобные ситуации? — с хмурым видом разрывая зубами кусок шашлыка, думал Юрий. — Когда сидим с Олей вдвоем или в компании ее сестер, подружек, никто не делает мне замечаний на этот счет… Может, они разливают вино сами?» — пришло вдруг ему в голову, но, напрягши память, он не смог вспомнить ничего подобного. Как он ни старался, ему не удавалось даже просто представить жену с бутылкой вина в руке — всегда это было его обязанностью. И неожиданно Юрия осенило: сидевшим с ним за столом женщинам никогда не приходилось напоминать ему наполнять бокалы, потому что он делал это до того, как у них заканчивалось вино. Юрий выпивал свой фужер быстрее дам, а когда брал бутылку, то в первую очередь обслуживал их, а уж затем себя. Так было всегда, за исключением случаев, когда в компании присутствовала сестра.

Кристина была известной любительницей вина. Данный напиток она употребляла легко и в довольно больших количествах, впрочем, столь искусно, что поведение ее никогда не выходило за рамки приличия; но ввиду высокой скорости делала это куда быстрее брата и потому регулярно напоминала ему о своем пустом бокале. И поняв это, Юрий вдруг проникся злостью к сестре, которая нещадно разносила его лишь за то, что он, привыкший освежать бокалы дамам по мере опустошения собственного, попросту не задумывался о существовании женщин, пьющих значительно быстрее и больше его самого.

«Строит из себя благородную мадаму, а сама хлещет вино, как газировку, — размышлял Юрий в желчном негодовании, вспыхнувшем в нем от осознания несправедливости откровенно унизительных замечаний сестры. — Я, мужчина, половины не успел выпить, а у нее уже ни капли не осталось. Женщина называется. И еще умудряется меня упрекать в отсутствии манер! Хэ-х! В следующий раз, когда вздумает прилюдно ткнуть меня носом, надо будет вслух изумиться тому, как быстро она осушила свой бокал. Точно! Громко, во всеуслышание заметить. Вот посмотрю я на нее тогда», — упивался про себя насмешками Юрий, искоса глядя на уже окрасившиеся вином фиолетовые губы сестры.

Но, представляя сейчас в своем воображении, как он при всех пристыдит Кристину, подчеркнув ее недюжинные способности к поглощению вина, в глубине души он чувствовал, что в действительности никогда не станет этого делать. Открытое обвинение женщины, родной сестры в чрезмерном пристрастии к алкоголю выглядело бы грубо, по-хамски и для Юрия было недопустимо. К тому же вряд ли кто-то из круга их общих знакомых одобрил бы подобное поведение, а скорее наоборот — большинство осудило бы