Леонардо да Винчи. О науке и искусстве - Габриэль Сеайль

Вульгарный эмпиризм никогда не дает истинного понимания вещей: «природа полна бесконечными причинами, которые никогда не встречались в опыте». Недостаточно все констатировать, необходимо понимать. Наука не требует, чтобы мы не жертвовали духовным ради чувственного, личностью ради вещи; последнее слово должно принадлежать разуму: «чувства прикованы к земле, разум стоит вне их, когда он их наблюдает» (Tr. 65). Исходной точкой должны служить чувства и их данные, но не следует в них замыкаться. Необходимо, чтобы разум постепенно освобождался и чтобы в конце дух стоял лицом к лицу с духом. Это ни Бэкон, ни Декарт, а тот и другой вместе; это уже теория Лейбница, для которого разум есть сам опыт, но проясненный, развитый и расчлененный. Соглашать противоположности, все охватывать и все понимать; идти от реальности к идее, от науки к философии, незаметно как бы двигаясь от одной к другой, – в этом заключалась сама сущность богатого и светлого ума Леонардо да Винчи.

I. Математические науки; универсальность их применения в науке и природе. – Общие принципы механики. – Теория рычага. – Центр тяжести твердых тел.

II. Динамика: закон равномерного движения. – Ускоренное равномерное движение: законы падения тел. – Соединение сил. – Наклонная плоскость. Закон трения.

III. Равновесие и движение жидкостей. – Передача давления. – Сообщающиеся сосуды. – Вытекание воды. – Теория водоворота.

IV. Теория образования и распространения волн. – Морские волны. – Волны. – Применение теории волн к свету и звуку.

Только путем искусственного анализа можно отделить у Леонардо метод от самой науки. Только рассматривая его действия, можно узнать, как он действует. Правильность логических приемов этого великого ума выражается только в прямолинейном стремлении к истине. В рукописях видим мы его за работой. Мы имеем материалы, но у нас нет законченного сочинения. В сущности говоря, его работа такова, что человеческий ум продолжает ее уже в течение трех столетий. Вместо создания законченной системы он положил начало науке, которая никогда не кончается. Ничто не может заменить чтения его записных книжек, где мы видим, как его идеи рождаются, умножаются, постепенно объединяются и комбинируются, дело идет здесь не об их воспроизведении. Отличительным признаком его научного гения служит то, что наряду с тщательным наблюдением, вникающим во все детали факта, он угадывает законы, постепенно ведущие от разнообразия явлений к единству общих и простых принципов. Он направляет человеческую мысль к истине. Из его беспорядочных заметок мне хочется в особенности извлечь оригинальные мысли, плодотворные взгляды, которые делают Винчи предвестником современной науки.

Вазари рассказывает о его склонности и необыкновенных способностях к математике. Рукописи доказывают, что он в течение всей жизни сохранил склонность к точным наукам: многочисленные страницы покрыты геометрическими чертежами и вычислениями. Не видно, однако, чтобы своими знаниями он опередил свое время[43]. В этом отделе знаний наибольшая его оригинальность заключается, может быть, в предвидении их всеобщего применения. Если «пропорция существует не только в числе и мере, но и во всякой какой бы то ни было силе», то следует придать математическому языку всеобщность, которая давала бы возможность применить его ко всякому количеству и, раз единство найдено, выразить все явления вселенной в их взаимных отношениях. Это единство есть движение. За столетие до Галилея Леонардо, возобновив традицию Архимеда, установил истинные принципы механики; за 150 лет до Декарта он предчувствовал в ней идеал науки. Он занимался ею с особенной любовью. Кажется, что именно ей он обязан идеей своего метода. Метод Леонардо был тождествен с методом механики: наблюдать явления, воспроизводить их искусственно, открывать их соотношения, применять к этим отношениям измерение и выразить таким образом закон математической формулой, которая придает ему достоверность дедуктивного принципа, подтверждаемого выводами из него.

Он не довольствуется наблюдением и изложением частных истин – он точно устанавливает самые основы науки. Механика возможна, лишь когда движение есть правильное, постоянное явление, которое не начинается и не оканчивается без причины: он утверждает это, вопреки свидетельству наших чувств. Движение, следовательно, есть определенная величина, все видоизменения которой возможно выразить посредством вычисления; идеи связываются в голове, как факты в действительности. Теоретическая истина дает ему понимание практики. Смысл великого изречения Архимеда «Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир» был потерян – он его вновь открыл. Для него рычаг – основная, элементарная машина, правильно понятый закон которой объясняет все приемы человеческой индустрии и предохраняет инженера от химерических надежд. Необходимая связь и математическое отношение между следствиями и причинами – такова руководящая идея, господствующая в разбросанных заметках Леонардо о механике.

Он ясно выражает принцип инерции: «Ни один предмет, доступный нашим чувствам, не может двигаться сам по себе». Эта первая формула как будто внушается обыкновенным опытом: неподвижное тело остается в покое, пока оно не будет выведено из него посторонней причиной. Мое кресло не придвинется к моей конторке, пока я не пододвину его. Но принцип инерции подразумевает, что тело одинаково не может изменить ни состояние покоя, ни состояние движения. Но разве мы не видим, что тело постепенно замедляет свое движение, а затем останавливается? За этой видимостью Леонардо усмотрел истину, которую наши чувства скрывают от нас. «Всякое тело, – говорит он выразительно, – тяготеет в сторону своего движения». Подразумевается, что тело будет двигаться по тому же направлению и с той же скоростью, если не вмешаются новые причины, как трение, тяжесть, сопротивление воздуха. Тело не останавливается само, как и не двигается само по себе: его останавливают или двигают. Сила не есть капризное, произвольное свойство; она неизбежно производит свои действия, внешнюю форму которых могут видоизменять обстоятельства, но никогда они не могут изменить ее количество. «Всякое шарообразное тело с плотной и прочной поверхностью, приведенное в движение одинаковой силой, сделает по ровной почве – считая и скачки, вызванные твердостью, – столько же движений, сколько оно сделало бы, будучи брошено в воздух»[44]. Движение, внезапно остановленное, становится ударом, который пропорционален движению.