Поезд на Ленинград - Юлия Ли

– Я тоже… – просиял Белов, но тотчас посерьезнел. – Я тоже так считаю, что она сама себя убила… У нее была причина лишить себя жизни.

– Мы об этом сможем судить только по прибытии в Ленинград, – отрезал Саушкин, – запрещаю говорить на эту тему.

– Чего это ты запрещаешь! – тотчас взвинтилась Фима. – Запрещает он! На каком таком основании? Мы имеем право высказывать свое суждение, мы живем в свободной стране.

– Но ведь… – Феликс бросил умоляющий взгляд на Грениха. – Константин Федорович, не молчите! Вы мне сами сказали, как она это сделала! Мне, шепотом, наклонившись, сказали… А теперь ото всех утаиваете? Нет, так ведь нельзя! Что такое происходит? Я, знаете ли, молчать не буду! Давайте вспомним факты. Да… Я хотел бы обратить ваше внимание на один очевидный факт… – сбивчиво заговорил он, – вспомните, как в двадцать третьем разразилась вспышка тифа и покосила несколько сотен москвичей. Тиф утих после войны, но потом вдруг вновь ни с того ни с сего дал о себе знать в пятый год после революции. Разве это не странно?

– Это просто невозможно! – с тяжелым вздохом упал на скамью доктор Виноградов. – Они меня сведут с ума, перескакивая с темы на тему.

– Подождите, – махнула на него Фима и повернулась к Белову.

– Тогда были вспышки и других заболеваний: дифтерии, скарлатины… – не понял Грених, к чему тот клонит.

– Но вспышка тифа покосила половину Наркомюста! – Он соскочил со скамьи на колени и прильнул к полу, где были разбросаны многочисленные его газеты, стал искать, шелестя страницами.

– Я думала, у вас все газеты свежие, – смотрела на него сверху Фима.

– Нет, здесь только то, что мне нужно, – деловито отозвался он.

– Эко вы подготовились, – удивилась девушка.

– Я и не скрываю, что меня интересовал этот процесс. Я много чем интересуюсь.

– А где старые газеты откопал? – не отставала журналистка. – Ты же сказал, что…

– Пожалуйста, не мешайте! – резко выпрямился Белов и вновь припал к полу.

Некоторое время все слышали, как он, что-то бормоча, шуршал страницами. Наконец он перенес старую пожелтевшую «Вечернюю Москву» на свою скамью и развернул, ткнув пальцем в одну из колонок рядом с погодой и курсом рубля, обозначенного крупным «Червонцы».

Все тотчас сгрудились вокруг него. Саушкин встал рядом с Фимой и, держа наготове наган, смотрел через спинку, рядом с ним возвышался Агранов, из-за плеча того выглядывал доктор Виноградов. Грених по-прежнему сидел рядом с мертвой грузинкой.

– Вот, читайте, – сказал Белов, глядя на них снизу вверх. – Это номер за март 1923 года. «Сегодня в 8 утра было сообщено еще о трех смертях от тифа в Народном комиссариате юстиции: заведующий оргбюро Жукевич М. А., старший следователь по важным делам при отделе прокуратуры Тычкин К. С., губернский прокурор Миглан Я. С.». То есть получается, что предшественник Швецова умер от тифа. Здесь мы видим медсестру, которая нарочно заражала тифом. Напрашивается вывод, что она могла работать на Влада Миклоша, который нарочно подкупил ее или действовал через ее начальника – главврача Виноградова. Влад Миклош, он же Швецов, занял место человека, умершего от тифа! Неужели только я один вижу здесь преступление?

Все молчали, несколько обескураженные новостью.

– Послушайте, молодой человек, – доктор Виноградов бесцеремонно пододвинул Агранова. – Я попробую объяснить, почему Влад Миклош не мог выбрать своим орудием тиф, да и вообще любое другое инфекционное заболевание. Да, возможно, в газетах вы иногда читали, что немцы в мировую войну нарочно заражали русских в плену, да, сыпной тиф действительно покосил много солдат, но… – Доктор умоляюще глянул на Грениха, тот коротко кивнул в знак согласия. – Но ведь, если бы он повелел заразить Лиде своих пациентов, то Лида тогда заразилась бы сама. Она не могла так рисковать собой, жизнью своего мужа и будущим потомством.

– Возражаю! Сыпной тиф заразен, только если не соблюдать меры безопасности, – парировал Феликс. – Достаточно содержать все вокруг себя в чистоте, чтобы не добралась платяная вошь. А заразить человека можно, сделав ему инъекцию крови больного, как в свое время заразил себя врач-бактериолог Мочутковский.

И опять все замолчали на некоторое время, каждый обдумывал эту новую мысль, которая никогда и никому ранее из присутствующих в голову не приходила.

– Да нет, ерунда, – отмахнулся Саушкин, слушавший, едва не раскрыв рот, – помню, как в девятнадцатом товарищ Ленин с трибуны сказал: «Или вши победят социализм! Или социализм победит вши!» Таки социализм взял верх. Тиф был, мерло много, но сейчас-то его почти нет.

– Это вы так думаете, – улыбнулся Белов. – Он есть в качестве бактериологического оружия.

– Экий вы, товарищ шахматист, все-таки выдумщик, – недоверчиво мотнул головой уполномоченный. – Но довольно морочить людям головы. Здесь мы, пока в пути, ничего доказать не сможем. Вот прибудем куда надо, тогда и разбираться начнем, кто кого тифом заразить мог, что за яд в иголках, и все такое. А сейчас уберите свои газеты, сядьте на место и помалкивайте. Товарищи, все на свои места!

Он отошел в сторону, чтобы пропустить Виноградова, который было со вздохом собирался вернуться, но Белов остановил их.

– А что вы на это скажете? – И он вскинул еще один газетный лист.

На сей раз это была «Правда». Первая страница содержала несколько статей. Грених со своего места пробежался по столбцам глазами, не сразу сообразив, на что Феликс пытается обратить внимание. «Основы организации хлебной торговли» или «Франция в тупике»? «Боевые вопросы Интернационала» или «Социальное страхование – улучшение быта рабочих»?

– Вы нарочно делаете вид, что не видите здесь Влада Миклоша, пожимающего руку Даниэлу Месхишвили? – разозлился Белов, швырнув газету Грениху.

Ее на лету поймал Агранов, сделав это машинально, только потому что обладал хорошими рефлексами. Медленно он перевел взгляд с Белова на газетный лист.

– «За год преступность снизилась на 21 %. Заведующий агитпропотдела московского губкома партии Месхишвили Д. С. благодарит мосгубпрокурора Швецова С. И. за помощь в сборе статистики по уголовным делам, – прочитал он, бубня под нос. – Статью подготовил Семен Вольф». И что?

Агранов небрежно бросил листок на скамью, тот плавно лег перед Беловым.

– Как «что»? – потерянно приподнял брови Феликс. – Это разве не доказывает, что Месхишвили имел довольно плотное сношение с Владом Миклошем?

– Любопытно, – протянула Фима, закинув ногу на ногу и вновь сунув в зубы папиросу, но, поймав укоризненный взгляд Грениха, тотчас выдернула ее изо рта. – Любопытно, что вы сначала написали про Месхишвили, а потом его бессовестно подставили.

– Я никого не подставлял, – вместо него почему-то ответил Феликс Белов, видно, не сообразивший, к кому обращалась Фима. – Месхишвили виновен, он… – Белов осекся, но тотчас продолжил: – Он ведь на наших глазах… свою жену… то есть я хотел сказать… пытался на нее скинуть вину!