Таинственный Ван Гог. Искусство, безумие и гениальность голландского художника - Костантино д'Орацио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот день, когда Ван Гог поступил в лечебницу, в ней находились всего лишь восемнадцать пациентов мужского пола: с этими людьми ему предстоит делить горести в течение целого года.
Несмотря на то что некоторые из больных кричат и бредят практически постоянно, здесь преобладает дружеская атмосфера. Местные говорят, что необходимо терпеть других, чтобы они терпели тебя, и приводят также другие верные и справедливые аргументы, так что это правило неукоснительно соблюдается. Между нами царит взаимопонимание: к примеру, иногда я беседую с одним из товарищей, который в ответ бормочет нечто несвязное, однако не боится отвечать. Когда у кого-то случается припадок, остальные проявляют участие и заботятся о том, чтобы он не навредил себе. То же самое касается и тех, кто страдает приступами гнева.
Винсент довольно быстро привыкает к новой обстановке. Страх навсегда остаться заложником душевной болезни уступает место желанию побыть некоторое время в спокойствии, целиком посвящая себя работе в перерывах между одним приступом и другим, между кризисами и непредвиденными ситуациями.
Сегодня прибыл новый пациент. Он так взволнован, что все крушит и кричит днем и ночью; он рвет даже смирительные рубашки и до сих пор не может успокоиться, несмотря на то что практически весь день проводит в ванне. Он сломал кровать и всю мебель у себя в комнате, еду опрокидывает со стола вместе с тарелкой. На него грустно смотреть, однако санитары ведут себя терпеливо, что в конце концов даст улучшение.
Во времена Ван Гога люди мало что знали о причинах психических расстройств, и методы лечения были довольно примитивны. Активно практиковалась гидротерапия: больных дважды в неделю по два часа заставляли принимать ванны в овальных бочках с ледяной водой: подобная процедура в глазах науки того времени способствовала успокоению нервов. В конце XIX в. еще не существовало психоанализа и психотерапии: несчастных больных пичкали бромом, изнуряли клизмами и кровопусканиями, а иногда даже приковывали цепями к кровати или подвешивали к потолку в самых настоящих клетках для пыток — бедняги болтались в них, пока не угомонятся.
Дядя тоже подвергся экзекуциям, выдержав их с терпением и стойкостью.
Конечно, есть и более тяжелые случаи, больные неопрятные и даже опасные для окружающих, но они находятся в другом отделении. Мне прописали ванны дважды в неделю по два часа, желудок мой значительно восстановился по сравнению с тем, что было год назад, — так что я намерен продолжать терапию. Здесь мне лучше, чем где-либо еще, к тому же я занят работой — природа просто фантастическая. Надеюсь, что через год лечения я смогу лучше понять, на что я гожусь и чего хочу. Это поможет мне найти ресурс, чтобы начать жить заново. Возвращаться в Париж или ехать еще куда-то меня абсолютно не тянет. Тут я чувствую себя как дома.
В сущности, Винсенту повезло: он рисковал попасть в приют в Марселе, который представлял собой тюрьму, переделанную в клинику: в нем содержалось около тысячи пациентов. Или в Экс-ан-Прованс, где было около семисот постояльцев. Он просто затерялся бы в огромной массе психических больных и вряд ли мог бы рассчитывать на внимание со стороны персонала, и уж тем более на возможность гулять по полям в период ремиссии.
В Сен-Реми проживают чуть больше сорока больных — мужчин и женщин, есть бильярдный зал, музыкальный кабинет, студия для письма и рисования. Медики гордятся тем, что в их лечебнице «человеческое сочувствие окончательно победило жестокость, прежде преобладавшую в обращении с пациентами». Процедуры выполняются без принуждения, персонал старается по возможности обходиться без использования смирительных рубашек и цепей. Психиатрическая клиника руководствуется принципами «вежливого и доброжелательного обращения».
Винсент сразу понимает, что он на особом счету: хотя средства Тео позволяют поместить его только к пациентам третьей категории, в Сен-Поле не практикуется массовое размещение: каждый пациент содержится в отдельной комнате. Так что хотя бы ночью у них есть возможность побыть в спокойствии, не слыша стоны и крики тяжелых больных. Из окна, на котором установлена металлическая решетка, открывается вид на пшеничное поле, пламенеющее под жарким солнцем, а за серебристой листвой оливковых деревьев темнеют кипарисы у подножия Малых Альп. Ван Гог не раз напишет пейзаж во время пребывания в клинике: он посвятил долгие часы созерцанию этого уголка Прованса, изучил все многообразие линий и цвета.
Дядя приезжает сюда в самое благодатное время года. Весна в самом разгаре, больничный сад, отгороженный от внешнего мира высокими стенами, просто великолепен — настоящий райский уголок, доступный только пациентам клиники. Ничего с тех пор не поменялось.
Дядя бродит по тропинкам, выбирает цветы для натюрморта. Его первая картина, написанная в Сен-Реми, изображает букет фиолетовых ирисов, среди которых выделяется один белый цветок. Ван Гог просто не мог пройти мимо: ирисы — излюбленные цветы японских художников.
Другие пациенты с изумлением взирают на странного типа с отрезанным ухом, устанавливающего мольберт у них в саду и рисующего картины одну за другой. К счастью, они ограничиваются тем, что наблюдают за художником издали, не отвлекая его от работы.
Когда я пишу в саду, все постояльцы собираются, чтобы посмотреть на меня, и могу тебя заверить, что ведут себя сумасшедшие гораздо более тактично, нежели почтенные жители Арля.
На их фоне дядя выглядит практически здоровым: он меньше других подвержен приступам, немногословен, спокоен и сосредоточен на своем деле.
Оказавшись здесь, в цветущем уголке спокойствия, который пощадила война, возле фонтана, как и прежде источающего воду, я думаю об ирисах Винсента, о белом бутоне, затесавшемся среди фиолетовых цветов. Что символизирует такой контраст? Может быть, именно так себя ощущает дядя в тот момент? Когда-то давно, рассматривая натюрморт, я обнаружил, что изначально белый цветок тоже был фиолетовым, как и остальные, и лишь позднее Винсент высветлил его. Удачное решение придает равновесие композиции, но помимо прочего намекает также на жизненную ситуацию дяди. Больной и хрупкий, как и другие товарищи по клинике, он в то же время отличается от них.
Первые недели Ван Гог проводит на территории лечебницы. Он рисует сад, других пациентов, которые бродят вдоль стен, вид из окна второго этажа, интерьер своей комнаты — банки с красками, бутылки на подоконнике. Дядя много читает на разных языках, которые помнит не хуже, чем прежде: на французском, немецком, английском и, конечно, голландском. Он выписывает себе книги из Арля, что-то присылают бабушка и тетя: романы Вольтера, братьев Гонкур, Эмиля Золя, пьесы Хенрика Ибсена в немецком переводе. Его увлекает современная литература, поскольку авторы много внимания уделяют теме изгоев: такие персонажи подвергаются героизации и являют собой образец самых глубоких и сложных человеческих эмоций. Эти произведения особенно созвучны миропониманию Винсента. Он уже давно не пишет отверженных, однако по-прежнему уверен, что изучать их мир через творчество — занятие поистине увлекательное.