Битва за Балтику - Владимир Шигин

Перед самым отъездом Павел составил в ответ на секретную бумагу матери о лишении его престола свою, тоже не менее секретную. То был акт порядка передачи престолонаследия от старшего к младшему, акт которому все последующие российские императоры неукоснительно следовали вплоть до 1917 года.

Смотр сводного гатчинского полка был назначен Екатериной в Царском Селе.

Отправление Павла на войну выглядело весьма трогательно. Сам виновник торжества выглядел так, словно ехал на верную смерть.

В парадном строю с развернутыми знаменами и барабанным боем полк промаршировал мимо стоявших на дворцовом балконе Екатерины, жены Павла, Марии Федоровны, и великих князей. Гатчинцы вышагивали знаменитым гусиным прусским шагом, от которого так давно отвыкла русская армия. Императрица, глядя на все это, откровенно морщилась, Мария Федоровна плакала. Впереди всех с обнаженной шпагой торжественно прошагал сам Павел, за ним пучеглазый полковой командир барон Штейнвер, задиравший ноги так высоко, что казалось, он вот-вот завалится на спину.

После смотра императрица пожаловала солдатам тысячу рублей, обер-офицеры были жалованы к руке, а штаб-офицеры приглашены на обед. «Тут прослезились великие князья, и приметное смущение скрывала ея императорское величество» – отметил в своих записках секретарь Екатерины, Храповицкий.

– Ваше высочество, – шептал за обедом на ухо Павлу вкрадчивый Штейнвер. – По моим сведениям, государыня не желала смотреть наш полк по наущению генерала Мусина-Пушкина!

– А ему каков-то резон? – удивился доверчивый Павел.

– Самый прямой! Боится он, что с вашим приездом все увидят ваш талант и его никчемность!

– Какая низкая подлость! – покраснел Павел от злости. – И это мой бывший воспиаттель! Я ему еще покажу!

Не успел Павел еще доехать до линии фронта, как туда же засобиралась и его верная жена.

– Хочу доставить мужу сюрприз и повидать его день-два! – заявила она императрице.

Екатерина поджала губы:

– Сударыня, сидите уж подле своих деток! Только вас еще на войне не хватало!

На том разговор и кончился.

20 августа Павел добрался к Фридрихсгаму. Нетерпеливый и порывистый, великий князь сразу же серьезно повздорил с «мешком нерешимым». Мусин-Пушкин напрочь отвергал все бесчисленные наступательные прожекты цесаревича. После каждого из таких общений с Павлом Мусин-Пушкин охал:

– Господи, и откуда сия пилюля для меня горькая сыскалась!

Цесаревич же стремился поспеть везде, скакал туда-сюда на лошади, рвался на аванпосты. Вечерами, помня сказанное Штейнвером, во всеуслышание поносил главнокомандующего за трусость. Через десять дней Мусин-Пушкин не выдержал и дал Павлу разрешение на поиск.

– Пусть делает, что желает, лишь бы не скандалил!

Во главе трех батальонов цесаревич попытался атаковать шведские позиции. Но атака сорвалась, и все вылилось в самую заурядную перестрелку. Сам Павел держался храбро, хотя и суетился без всякой нужды. Он то и дело подпрыгивал от нетерпения, словно желая поймать пролетавшие мимо пули. Потери в этом никчемном деле были пустяшные: два казака да один солдат, но Мусин-Пушкин, боясь за жизнь цесаревича, целый день пролежал, держась за сердце.

Секретарь императрицы Храповицкий отметил в своих записках: «…21 числа цесаревич в первый раз видел неприятеля, и нюхал их порох, т. е. рекогносцировал их укрепления, и они, открыв свою батарею, убили у нас лошадь».

Разведка у неприятеля работала неплохо. Вскоре после перестрелки, прознав о приезде в войска Павла, шведы прислали к нему парламентера, который тотчас начал вовлекать цесаревича в политические интриги. Вырвавшийся из гатчинского небытия, Павел с энтузиазмом кинулся в переписку со шведским королем и, хотя помыслы были у него самые благие, это было уже слишком. Извещенная Мусиным-Пушкиным о политических играх сына, Екатерина была весьма раздражена и велела ему немедленно возвращаться домой.

– Хватит, навоевался, сбил оскомину! – сказала она Павлу по приезде. – Езжай в свою Гатчину, а то супруга уж больно заждалась! Рожайте детей да разводите сады, на большее вы не способны!

* * *

Между тем к июлю месяцу после долгих уговоров датский король собрал в Норвегии 10-тысячную армию под началом своего брата, принца Карла Гессенского. Однако открывать военные действия со шведами датчане пока опасались.

– А вдруг у наших берегов появится шведский флот, что тогда делать отрезанной в Норвегии армии? – оправдывались они.

– Флот шведский наголову разбит флотом российским и прячется от него в финских портах! – говорил датчанам наш посол, барон Криднер.

– А вдруг шведы из тех портов вырвутся и в проливах нападут на наши транспорты с войсками, что мы тогда станем делать! Россия далеко, а Швеция близко!

Тогда уставший от датских отговорок Криднер отправил союзных дипломатов на попутном бриге к Свеаборгу, чтобы те воочию убедились, что шведы прочно закупорены в свеаборгской бутылке и никакой опасности более не представляют. Дипломаты сплавали, посмотрели и вернулись удовлетворенными.

– Теперь мы вам верим! – сказали они Криднеру.

Вначале сентября датская армия перешла границы Норвегии, вступив в пределы шведского королевства.

Криднер, узнав об этом, перекрестился:

– Спасибо нашим морякам и победе Гогландской, плоды которой мы все ныне пожинаем!

Вторжение датчан вызвало панику в Стокгольме. Одно дело – идти воевать далекий чужой Петербург и совсем другое дело, когда неприятель идет к твоей столице по твоей земле. В парламенте и «шляпы», и «шапки» яростно требовали от короля защитить страну от коварных датчан. Делать нечего, скрипя сердце, Густав отдал приказ о переброске полков из Финляндии в Норвегию. Однако переброска эта шла медленно, так как морем вывозить войска не было никакой возможности – позиция у мыса Гангут прочно находилась в наших руках.

Нейшлот – главный форпост России в Саволаксе, лесном крае на самом севере российской Финляндии, Цитадель Нейшлотская была выстроена еще в XV веке на скалистом острове посредине озера, что соединяет между собой притоки реки Саймы. Много лет крепостью владели шведы, держа в его казематах опасных преступников, Лишь при императрице Елизавете по Абосскому договору Нейшлот отошел к России. Тогда же был размещен в нем и маленький гарнизон из солдат-инвалидов. Размерами крепость не велика. Стены из грубо отесанных гранитных валунов, в углах островерхие башни. Комендантом в Нейшлоте правил службу майор Кузьмин. Майор был стар и сед, левая рука отбита еще в давней Кагульской баталии. Жил Кузьмин в домике, что стоял посредине крепостного двора. В одной комнатушке правил службу, в другой спал на топчанчике, укрывшись тощим солдатским одеялом. Майор был одинок, а потому ездить в близлежащий городок с одноименным названием был не охоч. Несколько улочек, да на центральной площади ратуша с поломанными часами без стрелок, полдесятка лавок, да постоялый двор с трактиром, вот и весь Нейшлот. Да и что там делать: на бродящих коров, что ли, глазеть?