В тени Холокоста. Дневник Рении - Рения Шпигель

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

Так много хотелось бы тебе рассказать, так много – ничего. Хотелось бы поговорить с тобой, но трезво, о состоянии моей души. Ты знаешь, я ужасно скучаю по мамочке. Ощущаю, как это мое чувство нарастает, усиливается. И не знаю, сколько еще мы будем в разлуке. Мне так нужен кто-то действительно близкий, кто позаботится обо мне, друг – мама… А я ее сегодня видела, она приходила ночью, больная, страдающая. Уходя, она сказала: «Ренуш, я приду 25 июня». Она сказала, что придет, так что я жду… Я жду, чтобы этот символический сон сбылся. Возможно, она придет, потому что ее душа была со мной.

Норка прервала мои записи, и я закончу вечером, но не буду писать о чем хотела, потому что по дороге я встретила «Его». Повелитель и хозяин моего сердца и души, волшебник, один взгляд, одно слово или улыбка которого превращает меня в другого человека. Я поддаюсь колдовству, как поддаются сверхъестественным ядовитым ягодам, как поддаются колючей, но великолепно пахнущей розе. И я беру ее, и, хотя она меня ранит, хотя она забирает кровь из моего сердца, я чувствую, что не могу отказаться от нее, потому что ее шипы в меня вросли, потому что, если я их удалю, – я умру…

Я думала, что это уже простая «формальность», как написала Ольга. Что это конец, и почва уходит у меня из-под ног. Но теперь я чувствую, что нет, еще нет, предел еще не достигнут, так почему я думаю о конце? Сегодняшняя прогулка и все остальное – это была не близость, но все же что-то такое утонченное, как аромат духов в воздухе, который ощущается интуитивно. Я чувствую, что люблю гораздо сильнее, чем любая из девочек, которых я знаю. Ольга влюблена, восторженна, любит осознанно, любит идеал. А я люблю в сто раз сильнее, для меня каждая мелочь – громадная кровоточащая рана, я в тревоге, в горе, в отчаянии… Я люблю его и именно его, воплощенный идеал, который я нашла не случайно и который стал моим идеалом… Я люблю, люблю… Сейчас надо так много заниматься, времени нет…

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

Да здравствует май! Я снова его чувствую. Мы ходили в кино и сидели, тесно прижавшись друг к другу, голова к голове, и… понимаешь? З.: «Хорошо, я позволю тебе пойти на войну», «Какой будет наша молодежь?», «Будем вместе во Львове…», «Ты поедешь со мной во Львов?» И он хотел мои фотографии, он сказал, что должен взять их с собой, потому что все, что у него останется, будут воспоминания и фотографии. «Видишь, я тоже бедняга» – при всем издевательстве…

З. любит изучать мои стихи, знает, в каком порядке они идут, и грозится их издать. Он вообще чудесный, и я его люблю! Так сильно, что просто задыхаюсь…

Завтра мы не будем встречаться, но между экзаменами «посмеемся».

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

Каждый раз все так похоже… каждый раз смех, сближение, а теперь покой, во мне разлился блаженный покой. Что осталось – воспоминания, что-то неуловимое, что еще вчера я могла охватить одним словом, одним взглядом… Забавные, дорогие, немного дразнящие воспоминания… (это он приучил меня к таким взглядам, спасибо). Он шел в моем шарфе, у нас еще нет дома, во всяком случае, у меня все кружится в голове. А как будет потом?

А как будет потом?.. О, май! Какой он пьянящий, этот май, но, может быть, только для меня? Вся моя жизнь раздувается во мне, все 17 лет. Все эмоции складываются в одну охапку сухих листьев, и это тоже май, он как горючее, налитое на этот ворох листьев… А он растет, растет, одна лишь искра – и он вспыхнет, языки пламени вырвутся высоко в небо, он нагреется и будет неистовствовать, как моя давно плененная, подавленная, обузданная любовь. Пусть будут пламя, жар, страсть. Пусть сердце, мозг, рассудок, тело загорятся, пусть будут только пламя и жар – и желание гореть, жаркие алые губы, желание, как сегодня, как тогда… как всегда. Страсть! Черт.

Я что, рассудок потеряла? Скоро экзамены, до конца года осталось всего три дня! А я совсем ничего не выучила, брожу, мечтаю, размышляю… К экзаменам вообще не готовлюсь. Просто не могу! У Зигу зеленые глаза, но самое красивое у него – губы. Такие удивительные губы!

Глупая я, какое мне дело, в любом случае в этом году в мае ничего хорошего не будет.

В пятницу после школы Зигу проводил меня домой. В субботу был скандал с Иркой, Зигу и Мацеком. Ты знаешь, что у меня теперь к Мацеку какое-то чувство… не могу сказать, что отвращение, но почему-то мне кажется, что он уводит от меня Зигу. Иногда мне кажется, что он, в общем-то, ничего, но иногда ужасный, гадкий, способный на что угодно. А З. под его влиянием.

Учебный год кончился. Он пролетел быстрее, чем любой другой; он прошел, ушел в небытие, потому что был до краев полон любви, но все же нас связывало что-то правомерно, что-то общее, что нас одинаково касалось. Да, но нельзя сказать, что нас связывала только школа, – да, она нас связывала, но больше всего любовь.

Ирка мне рассказала, что мать З. сказала, что З. влюблен, что он неважно выглядит и она не знает, что с ним происходит. Еще она очень хотела узнать что-нибудь обо мне, увидеть мою фотографию и т. д. Но наконец-то – какое-то реальное, ощутимое доказательство, что З. влюблен. А я так часто об этом думала, о его матери. Она мне нравится. Я ее люблю за то, что она сказала, и я люблю свою дорогую маму, лучшую, единственную. Я не готовлюсь к экзаменам, нисколько; не знаю, как все пройдет. Увижу тебя 4-го, либо счастливая, либо в слезах. Ну, до 4-го, если только не… но сомневаюсь. Рена.