Небесный почтальон Федя Булкин - Александра Николаенко

Мамочки… СЛЕПЕНЬ!!! Ненавижу их, ненавижу! Чуть опять не убил.

НАДОЕЛИ!

– Федя, стой, нельзя! Ты еще не обсох!!!

Ничего, лучше под водой обсохну я как-нибудь безопасно, в ней и тепло, дыхание задержу… Лишь бы след он мой потерял, кровопийца…

Задремал под кузнечиков, река убаюкала, разморило солнышко, растеплило…

Потерял всю бдительность антислепейную, если только бабушка, пока спал, от меня их, хичников, полотенцем не отгоняла… Бабушка!!!

– Проснулся, Федь? Окунись разок, перегреешься.

– Мне такое приснилось, бабушка… не поверишь!.. Не забыл пока, рассказать…

…Вот как будто иду я где-то в гору, не высокую, а так, потихонечку, все же чувствую, она вверх, даже так, как будто, может, и не гора, а земля просто круглая, вот и в гору выходит…

Лето, все как тут. Между двух полей. Птицы, бабочки. И вот так все это цветет цветочками всякими, голубыми, синими, всякими, незабудками. И травинка каждая, деревце, это – понимаешь, бабушка? – из чего, что умерло, из земли проросло, понимаешь?!

– Да.

– Отцвел одуванчик, сдунешь его, и новые одуванчики жить по воздуху полетят! Из чего – кого, понимаешь?!

– Понимаю, Федь.

– Вроде кладбища, а нестрашного, безоградного, и из тех, кто умер, в земле уже, то как у тебя там, помнишь ты, бабушка? Смерть на жизнь поправляя, из каждой кочки вживи…

– Но вот все-таки мне-то больше нравится, бабушка, такая религия, как у Высоцкого… Потому что все по справедливости в ней, потому что если ты женщина такая противная, вроде этой Евгении Семеновны, то лягушкой в следующей жизни стань! В наказание. Потому что не оправдала доверия, большого звания хоть и женщины, а человека! До человека дорасти еще нужно, да, бабушка?

– Дорасти…

– А логопедиха моя прошлая в прошлой жизни, наверно, попугаем была, все за мной неправильно, помнишь, повторяла? Как ты думаешь, бабушка?

– Я вот думаю, Федя, что не твоего ума это дело – взрослых судить. Не судите, да не…

Сам сказал, а сам судит! Говорит одно, а другое делает. Это как?! На примере хорошем нужно дрессировать человека!

Целый день показывал я Пуне однажды на примере своем, как мух ловить! Научилась!

…Пуня наша тогда артисткой была, так и говорила о ней всегда бабушка: «Полюбуйтесь на нее, ну артистка!..»

– …А Семен Петрович с участка двадцать четыре, как ты думаешь, бабушка, кем в прошлой жизни был?

– Я об этом, Федя, никак не думаю…

– А я вот думаю – баобабом! Как ты думаешь, бабушка, а кем я в прошлой жизни был?

– Балаболом.

В общем, так бесконечно можно из жизни в жизнь совершенствоваться…

Был ты в прошлой жизни, к примеру, земляным червяком, хорошо свое дело делал – стал землекопом. А халтурил землю копать – разрубит тебя пополам лопатой бабушка, когда будет картошку копать, и живи опять червяком, да, бабушка? Бабушка!

– Ты хотела бы, бабушка, в следующей жизни космонавтом стать?

– Я хотела бы, Федя, в этой поспать хоть немножко.

– Ну поспи… раз немножечко… Бабушка!

– Ну что, Федя?!

– А вот ты хотела бы, бабушка, Богом быть?

– Не хотела бы.

– Ну а кем бы ты хотела быть, бабушка?

– Мало ли, Федя, кем хотела я…

– А вот я бы, бабушка, – человеком!

* * *

У нас холодильник сломался. Чинили его, чинили… Чинили-чинили! Включим в розетку, выключим, включим, дверь откроем, проверим, не починился ли? А он нет. Что же, думаю, бабушка не попросит Бога, чтоб починил? Или не до того ему, чтобы чинить холодильники? Только если сейчас не до нас ему с бабушкой, в такой катастрофической ситуации, когда курица замороженная – единственная! – в тазу плавает, то, может быть, он и папе газеты не передал?!

Думает, наверное, бабушка, холодильник сам как-нибудь, без Бога починится. Чудом.

Только не бывает чудес на свете, всё – сама она говорит – в его власти, и я все-таки сказал ему от бабушки втихаря, что у нас холодильник сломался. Обо всем – сама она говорила – нужно Богу рассказывать. Вот я рассказал. Намекнул немножечко. Раз всё – сказал – в твоей власти, то у нас с бабушкой из-за тебя холодильник сломался. Сам сломал – сам чини.

Ничего. Починил.

Спасибо!

* * *

Все у нас хорошо. Сами мы справляемся с бабушкой. Погода хорошая. Завтра, наверное, на речку пойдем.

Ничего не делай, пожалуйста, просто как есть оставь.

Навсегда.

Месяц серпом, лес горбом. Страх по дому бродит, Страхашонка водит.

Темь тьмущая, страшущая! Склевал луну филин, думал, сыр, да не по себе ломоть ухватил. В болото плюнул, крыльями дунул…

Поплыла луна по воде, проглотила ее рыба. Только зевнула, луна из рыбы той вон. Вверх пузырем пошла. Всплыла да и лопнула. Рассыпалась в звезды…

Вон их на небе сколько! Собирай – не хочу…

Жалко, корзинку не взял я с собой звезд насобирать, бабушке показать…

Ладно, так полета…

– Вставай, Федя…

До солнышка разбудила! Только в окне забрезжило, каждый шепоток слышно. Бр-р…

И идем с бабушкой вниз по дорожке забором, вниз да вниз, в самый туман, к лесу дальнему…

Солнце встало!

Разлилось ромашками…

Золотыми нитками сшили небо с землей лучейки. В паутинные кружева золотых мотыльков ссыпает. Летают над травой мохнатые парашютики. Густая роса, сыпучая, хрустальные капельки, рыжие скользкие маслячки…

Лежит на поляне зеленый медведь, порос поганками, мхом укутанный, осокой опутанный, и как будто наблюдает за нами совсюду кто-то…

Розовеют вершинные елок кресты, подпирают небо. На березовых, дубовых, кленовых, липовых столбах синим держится. Ну и мой клен, наш-мой клен с бабушкой, скоро тоже небо держать дорастет…

Чиркнул кто-то в кустах. Дрогнула, хрустнула, закачалась ветка.

Не успел глазом поймать, и не разглядишь вверху, солнце слепит…

– Ку-ку!

Тонко, бойко в самые уши отстукивают лесные живые часики. Чирк опять! И уже где-то сверху:

– Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку…

– Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?

– Не нужно, Федя…

Поздно остановила ты меня, бабушка.