Женщины французского капитана - Жаклин Санд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы правы, – сказал он, – тут все чертовски запутанно. И я понимаю, отчего вы не желаете, чтобы об этом кто-то узнал. Кроме того, что задета честь полка, есть еще и честь дам. Вы ведь и полковнику не докладывали, что его любимый капитан их обхаживал, да?
– Пока не докладывал и постараюсь в дальнейшем этого избежать.
– Я вас понимаю. Мое слово остается в силе – в конце концов, совесть у меня есть.
– Вы уникальны, Ксавье.
– Намекаете на мою профессию? Да бросьте. Совесть – вещица исключительно человеческая, либо имеется, либо – пш-ш-ш! – Трюшон неопределенно махнул рукой. – Ладно. Что мне делать?
Сезар выудил из кармана грязного мундира, который висел сейчас на спинке кресла, записку и протянул ее журналисту. Тот развернул и прочитал.
– Именно ее вы нашли в вещах де Эмона? Любопытно.
– Мне нужно знать все о том, что случилось тем вечером в Варне. А потому у вас два дела, дружище. Первое: найдете трактирщика, Флоран с ним разговаривал вчера, и расспросите. Мне нужно знать, в котором часу Задира Пьер ушел из кабака в тот вечер.
– Он не мог убить вашего камердинера.
– Нет. Но что если у него есть помощник? И что если это не связано с де Эмоном? Я не списываю лейтенанта де Бриссона со счетов, еще рано. Он мог убить капитана, будучи пьяным. А второе дело таково: мне нужно знать, с кем встречался де Эмон «в двадцать один за южным караулом». Выясните, где располагался этот южный караул и кто в нем нес службу в ту ночь. Возможно, солдаты кого-нибудь видели или слышали, или запомнили капитана де Эмона. Если интуиция меня не подводит, этот разговор очень важен. Капитан явился к Мадлене Шассе весьма взволнованным и злым, но не сказал, что его тревожит. Если причиной была всего лишь ссора с Задирой Пьером – отчего он это скрыл? Ведь мужская перебранка из-за карт – дело житейское, да и не стал бы де Эмон из-за такой ерунды беспокоиться.
– Это вы так думаете, – возразил Трюшон, – а может, капитан из-за подобных вещей как раз ужасно переживал. Вдруг он был тонкой натурой.
Сезар хмыкнул.
– Тонкая натура! Влюблен был в жену друга, спал с женой подполковника и обхаживал жену знакомого офицера – просто ради спорта, я полагаю. Куда уж тоньше.
– Suum quique[5], – философски заметил журналист. Сезар подумал: а может, он и прав, ведь даже лейтенант де Ларош говорил, что капитан умел переживать из-за мелочей.
Друзья прикончили вино, и Трюшон распрощался.
– Я тут нашел комнатку неподалеку, на пару дней хватит, а там, глядишь, и наступление будет. В штабе брешут, что лорд Раглан осторожничает, а маршал Сент-Арно весь извелся от нетерпения и дождаться не может, пока англичане выгрузят свой объемистый багаж. Из-за них все и задерживается. Когда начнется заварушка, искать вашего убийцу станет затруднительно. Потому высплюсь-ка я и займусь этим дельцем. Можете на меня положиться.
– Благодарю, Ксавье, – тепло произнес виконт, – я очень это ценю.
– Всегда рад помочь, ваша светлость.
– Слушайте-ка, хватит уже; зовите меня Сезаром.
Трюшон кивнул без обычной его насмешки.
– Это большая честь для меня.
Когда журналист ушел, виконт еще некоторое время сидел за столом, уставившись на дно пустого стакана, затем тяжело поднялся, заглянул во флигель и убедился, что Мари там и спит. За дверью на улицу стоял на страже солдат, выделенный полковником, и можно было не беспокоиться, что кто-то подойдет незаметно. Впрочем, Сезар не сомневался, что убийца не вернется. Не дурак же он.
Ох, не дурак…
Виконт разделся и лег, но заснуть не мог долго. Он, наконец, позволил себе подумать о Флоране и о том, как тому не повезло. Камердинер участвовал во многих делах Сезара, бывало, что с хозяином разгуливал по Парижу во тьме-тьмущей и ни разу даже царапины не заполучил, а тут на тебе! Приехал в полк и через два дня погиб. Хорошо, что он не женат, а вот его сестра горевать будет…
И еще сильнее захотелось призвать к ответу человека, который, по всей видимости, считает себя безнаказанным. Правда, сегодня он немного запаниковал. Что его встревожило? Почему сейчас?
Сезар уснул, но спал вначале плохо – ему было очень холодно, стучали зубы. Затем сделалось теплее и как-то легче, и благословенный сон окутал мягким покрывалом.
Виконт проснулся и понял, что лежит, зарывшись лицом в мягкие волосы, пахнущие дешевым мылом.
Более того, волосы эти принадлежат женщине, которую он держит в объятиях.
Было еще очень рано, однако, судя по светлевшему окошку, рассвет уже приближался. В комнате висела сумрачная полумгла, и в ней предметы казались немножко незнакомыми. Сезар пошевелился и осторожно подвинулся, чтобы понять, кто лежит рядом, обнимая его.
Конечно, это оказалась Мари. И она не спала.
Около минуты женщина и виконт молча смотрели друг на друга. Зеленые глаза Мари казались очень темными в неверных рассветных сумерках; губы крепко сжаты, выражение лица решительное. Так вот почему Сезар согрелся: Мари пришла ночью, легла рядом и обняла его, только тогда он заснул.
Они молчали, молчали, а потом Мари сказала:
– Вы стонали во сне.
Голос у нее был негромкий, мягкий и летучий, как пух, очень красивый голос. Сезар даже пожалел, что Мари не заговорила раньше и он не мог наслаждаться этим голосом, слушать его, как музыку.
– И ты решила меня согреть?
Она кивнула и зашептала:
– Я пришла, потрогала ваш лоб. У вас была лихорадка. Я знаю, что нужно тепло.
– Хорошо, девочка, – сказал он, – а теперь пора вставать.
Но Мари удержала его, когда Сезар попытался подняться.
– Нет. Пожалуйста. Я должна рассказать вам.
Виконт замер. Вчерашний день вспомнился во всех подробностях, особенно возвращение домой. Она что-то видела?
– Вы говорили с этим человеком, вчера, здесь…
– Он мой друг, Ксавье Трюшон.
– Да, с ним. Я слышала, не спала, только притворялась. Я… до этого не знала, чем вы заняты и кого ищете. Думала, вы обычный офицер, который оказался… добр ко мне.
Виконт смотрел на нее, не отрываясь, и его не покидало чувство, что сейчас он услышит нечто очень важное.
– Пожалуйста, я должна рассказать вам… Нет, не надо вставать. Так. Пожалуйста.
– Как тебя зовут, милая? – спросил Сезар, не делая больше попыток выпустить ее из объятий.
– Кристель Бопре.
И он лежал дальше неподвижно, обнимая ее и слушая, как шелестит в комнате, наливающейся утренним светом, ее изумительный летучий голос.