Женщины французского капитана - Жаклин Санд

Размышляя, Сезар поглаживал пальцами по кожаной обложке записной книжки и вдруг уловил еле слышное шуршание. Что это? Показалось? Но нет: проведя еще раз, снова услышал шелест, какой издает тонкая бумага. Сезар внимательно осмотрел книжку и, подцепив обложку пальцем, увидел под нею сложенный листок. Любопытно.

Виконт аккуратно извлек новую бумагу на свет и развернул. Это оказалась записка, всего несколько строк некрупным изящным почерком, похожим на женский. Впрочем, нынче и мужчины наловчились писать так, что сплошные завитушки, прочесть невозможно. Но эта читалась легко. Вот что там было написано:

«Нам необходимо встретиться.

Надо сказать тебе нечто важное.

В двадцать один за южным караулом».

Сезар перечитал записку три раза. Вот, пожалуйста. Что он недавно думал? Гидра.

С кем должен был встретиться в девять вечера капитан де Эмон? Встретился ли? И, черт возьми, черт возьми все на свете, если это послание написано гораздо раньше и совсем к делу не относится! Черт побери капитана де Эмона с его разнообразными и трудно отслеживаемыми связями!

Впрочем, философски заметил Сезар, печалиться поздно: похоже, черт-то капитана и побрал. И совсем уж чертовским дело окажется, если выяснится, что неосторожного де Эмона просто пристрелил в Варне какой-нибудь болгарский патриот из тех, что сочувствовали русским и не желали турецкого владычества на своей земле.

Сунув найденный листок в карман, виконт тщательно исследовал записную книжку на предмет еще каких-либо сюрпризов; ничего не обнаружив, Сезар запер ее в сундук и возвратился к себе, чтобы одеться. Уже смеркалось, а дела на сегодня не были закончены.

Предстояло завербовать в союзники Трюшона.

Когда виконт добрался до «Первого бастиона», стемнело уже окончательно, тучи набежали просто непроглядные, и если бы не фонарь, со скрипом покачивавшийся на столбе рядом с кабаком, Сезар, наверное, прошел бы мимо. Он распахнул дверь в жару и золотое мерцание огней и обнаружил, что в трактире пахнет пережаренным мясом, горелым маслом и людьми, и что людей этих тут предостаточно, а освещение оставляет желать лучшего, и уже затем увидал Трюшона, неистово машущего ему из-за дальнего стола.

Виконт подошел и уселся на грубую лавку напротив журналиста.

– Вино я заказал, – Ксавье поднял пузатую бутылку и принялся разливать по стаканам темную жидкость. – Взял на себя ответственность, но, признаюсь вам, виконт, не то чтобы у них тут был большой выбор. Это не ваши подвалы, в которых вы разрешаете прогуляться ценителям.

– Все забыть не можете, – усмехнулся Сезар.

– Как такое забудешь! Ваше бургундское лучше, чем в «Прокопе»[4], а я знаю, о чем говорю.

– Конечно, ведь вы там часто обедаете.

– Уже нет. Год не видал тамошней еды! Расстроен страшно, – но расстроенным Трюшон не выглядел. – Заказал нам баранью лопатку, надеюсь, они ее не сожгут. Вы обедали?

– Нет. Я не хочу есть.

– Да вы больны, – сказал Трюшон серьезно, – так? Мне-то не врите.

Сезар пожал плечами и отхлебнул вина, оказавшегося, к удивлению, вполне приличным, во всяком случае, пить его можно было без содрогания. Виконт сделал еще глоток, потом еще.

– Ладно, знаю я это ваше выражение лица, так от вас толку не добьешься, – махнул рукой Трюшон. – Ну, рассказывайте, как поживаете, виконт. Не женились еще на графине де Бриан?

– Послушайте, Ксавье, об этом позже. У меня к вам небольшое дельце…

Трюшон изобразил на лице заинтересованное выражение, однако не успел Сезар начать объяснения, как журналист воскликнул:

– А вот и лейтенант де Ларош! Нам не удалось поговорить днем, но сейчас пришел.

– Так вы не попали к Сент-Арно?

– Увы, увы, не пустили несчастного корреспондента. Но этого молодчика я живо разговорю.

Максим де Ларош пробрался к столу и кивнул обоим мужчинам.

– Добрый вечер, господа. Как видите, я не устоял и принял ваше любезное предложение.

– И правильно сделали! – одобрил его действия Трюшон. – Эй, девка! Неси еще стакан и бутылку! Да садитесь, садитесь, лейтенант. Как говорят русские, в ногах правды нет.

Усмехнувшись, де Ларош сел рядом с виконтом.

– А вы много общались с русскими?

– Их полно в Константинополе, – объяснил Трюшон. – Тоже любят теплый климат. И хотя сейчас их там не жалуют, благородная война есть благородная война. Ну а вы? Видали их близко?

– Да, когда присутствовал на переговорах вместе с маршалом.

– И что же это были за переговоры? – В глазах Трюшона зажегся профессиональный огонек. Но лейтенант оказался не таким простаком.

– Э, нет, господин журналист. Мне не нужно, чтобы потом меня цитировали в «Ла Пресс».

– Вы же любите газеты.

– Читать. Конечно. Лучше расскажите мне про… как его там… Генри Робертсона? С удовольствием послушаю.

Они говорили и пили, пили и говорили… Виконт больше отмалчивался, не желая затевать нужный ему разговор с Трюшоном в присутствии де Лароша. Конечно, лейтенант в курсе дела, так как маршал его посвятил, однако Максим вовсе не должен знать, какой торг будет предлагать журналисту Сезар. А потому виконт, посмеиваясь, слушал разговор, по достоинству оценив виртуозность, с которой Трюшон по крупице выуживал из собеседника ценные сведения; все-таки де Ларош был еще молод и не слишком искушен в словоблудии, так что незаметно для себя выболтал довольно много. Но Сезар не собирался ему об этом рассказывать: у каждого свои методы, а журналист честно зарабатывает себе на хлеб.

Когда опустела вторая бутылка и в голове у виконта уже приятно шумело, а баранья лопатка оказалась не такой пережаренной, как опасались, к столу протолкался пехотинец. На его бляхе красовался номер седьмого линейного полка первой дивизии.

– Господин лейтенант, – обратился он к де Ларошу, – маршал велел вам явиться к нему как можно скорее. У него для вас поручение.

– Разве вы не сменились? – удивился Трюшон.

– Служба маршалу – служба круглосуточная, господа, – сказал де Ларош и, улыбаясь, поднялся. – Благодарю за приятное общество.

– А вы доберетесь до Контугана? Ночь, дождь начинается, – Сезар кивнул на пехотинца, на плечах которого блестели бисерные капли.

– Мне не нужно в Контуган. Маршал сейчас ближе, на борту корабля. Все равно, конечно, придется проехать, а потом еще на шлюпке плыть, но это ничего, – он нацепил кивер. – К зиме нам обещают какие-то особенные шинели, господа, говорят, ни дождь, ни холод не будут страшны.

– Хоть чему-то научились за сорок лет, – хмыкнул журналист. – Небось, у командования половина дедов тогда в России померзла.