Дорогая Венди - Э.К. Уайз

– Мне ничего от него не нужно, а я ничего ему не должна. Мы никогда не были семьёй. Он для меня никто, не стоит тратить на него ни секунды.

Мэри с силой сжимает руку, подчёркивая свои слова. В ней не та злость, которую Венди видела раньше, и она задаётся вопросом, не пытается ли та убедить сама себя. Отчим ей никто, но он остался её незажившей раной.

– В Канаду я тоже не вернусь, – отвечает Мэри на незаданный вопрос Венди, и глаза щиплет от облегчения. Она сглатывает комок в горле, а Мэри продолжает: – Я не… Там моё племя, но на самом деле я их совсем не знаю. Я была такой маленькой, когда мы уехали. Я не знаю, где моё место.

Венди едва не кричит: «Здесь! Со мной!», но сдерживает порыв. Она не может на это претендовать, и неважно, насколько больно думать о том, чтобы бросить Мэри здесь, уйти во внешний мир и выйти замуж за человека, с которым она даже не знакома.

– Мне бы хотелось путешествовать, – продолжает Мэри. – Но это непросто.

Мэри поднимает их соединённые руки; солнце пробивается через листву над их головами и высвечивает разницу в цвете кожи – это говорит само за себя. Мэри опускает голову, будто опасаясь, что надежда покинет её, если она заговорит слишком громко.

– Ещё до того, как я начала работать на кухне, я подумывала о том, что было бы славно открыть маленькую булочную, свою собственную лавочку, но…

Мэри вновь поднимает сцепленные руки – снова тот же ответ, и Венди внезапно понимает, что Мэри даже не надеется когда-нибудь покинуть это место; она рассчитывает состариться и умереть, не взглянув на мир за стенами лечебницы Святой Бернадетты снова. Сердце колотится, внутри вскипает злая ярость. Этот мир мужчин и их правил, которые вечно указывают, что женщинам можно делать, а что нельзя – особенно женщинам, которые похожи на Мэри.

Эта нечестность давит на Венди, но она чувствует себя слишком маленькой, чтобы противостоять всей этой несправедливости.

– Ты правда собираешься согласиться? – спрашивает Мэри, помолчав.

– Выйти замуж? Наверное. – Свободной рукой Венди тянет за рукав, пытаясь представить, что она облачена в свадебное платье.

– Притворюсь. Поиграю в жену и мать, – Венди пытается улыбнуться, но ей больно, глубоко внутри всю её пронзает боль. – В конце концов, не в первый раз.

* * *

– Венди. – Тигровая Лилия касается горла, будто ей больно говорить. Её голос похож на ледяной ветер с пустоши. Слышать его невыносимо, особенно ужасно звучит в её устах имя Венди.

Несколько мгновений Венди способна только неотрывно смотреть на неё и жаждать исправить всё, что случилось с Тигровой Лилией, вновь превратить её в ту девочку, которую она помнит. Пальцы Тигровой Лилии, жёсткие, как веточки, проводят по щеке Венди. Это почти что кости, но Венди заставляет себя не уклоняться от этого прикосновения. Тигровая Лилия глядит вопрошающе, а глаза у неё живые, человеческие, не такие, как её плоть; и Венди смотрит в эти глаза, словно так можно забыть, во что превратилось остальное тело.

– Мне уже казалось, что я тебя выдумала. – Слова царапаются, и Венди машинально трогает своё горло. – Девочку по ту сторону звёзд.

Губы Тигровой Лилии трескаются, когда она улыбается, но крови нет. В горле Венди застревает комок, который невозможно проглотить. Она была заперта за стенами лечебницы Святой Бернадетты, а Тигровая Лилия – здесь; неужели остальной Неверленд тоже забыл Венди, неужели Тигровой Лилии не верили, сомневались, твердили ей, что Венди – просто выдумка или сон?

– Но вот ты здесь, – говорит Тигровая Лилия.

– Я здесь. – Венди заставляет себя вновь обнять её, ощущая её пустоту. Она – просто кожа, натянутая на кости, а внутри ничего нет.

– Что произошло? – Венди отстраняется и вытирает щёки.

– Питер. – Тигровая Лилия разводит руками с сухим хрустом, и губы снова трескаются – теперь она поджимает их в хмурой гримасе.

Питер, разумеется, Питер. Венди знала до того, как спросила. Внутри злость борется с виной. Если бы она осталась, она смогла бы этому помешать. Она спасла бы и Тигровую Лилию, и русалок.

– Не надо, – говорит Тигровая Лилия, будто читая мысли Венди. – Не вини себя за его дела.

Венди выдыхает, и внутри становится чуточку легче. Хочется верить, что Тигровая Лилия права, и всё-таки кажется, что винить себя – это всё, что ей остаётся. Питер – это бушующая гроза, слишком бурная, чтобы злиться на неё, и остаётся злиться только на себя.

– Пойдём. – Тигровая Лилия возвращает Венди из раздумий. – Поговорим.

Она кивает головой, приглашая пойти следом. Венди бросает взгляд на деревья, вдруг задумавшись, следят ли за ними глаза и уши. Птички могут шпионить для Питера, даже листья могут, насколько она знает. Возвращается жуткое ощущение слежки, пусть и по другому поводу.

Тигровая Лилия ведёт Венди меж тонких деревьев, ныряет под ветки и лианы, что висят, как огромные змеи. Звук её шагов едва слышен. Когда Венди впервые увидела, как деревья колышутся, она подумала о призраках. Глядя теперь на Тигровую Лилию, она понимает, что не так уж ошибалась.

Тигровая Лилия наклоняется и поднимает тяжёлые лианы, закрывающие вход в пещеру. Неверленд изрезан такими трещинами, расщелинами и тайными тоннелями. Венди помнит, как Тигровая Лилия однажды сказала ей, что можно пройти весь остров и ни разу не выйти на солнце, словно под землёй пролегает ещё один Неверленд.

Венди ныряет в проём, и тут же земля сотрясается, а издалека доносится грохот. Она бросает взгляд через плечо и видит, как над деревьями поднимается дымок – дымный шрам на небе над центром острова.

Он чётче и темнее, чем когда она впервые заметила его на пляже. Теперь больше похоже не на стаю птиц, а на живую тень, что течёт по небу.

Венди застывает, ноги отказываются заходить внутрь. Питер держит её за руку и ведёт в темноту. Сюда, Венди, это лучший секрет на свете. Пахнет, будто серой от спичек, но куда сильнее. Мокрая шерсть, гниющее мясо.

Там что-то есть. Нужно вспомнить.

Пальцы скользят по той двери в сознании, и она дрожит, словно могучее дыхание бьётся в неё с той стороны. В пальцы впиваются занозы. В дверном полотне появляются трещины. Ужас велит ей бежать, бежать, бежать без оглядки.

Тигровая Лилия касается руки, и Венди дёргается, чуть не вскрикнув от неожиданности. Она отбрасывает страх и оцепенение и входит в пещеру.

Запах спичек исчезает. Здешний запах – лишь память о дыме, неуловимый и призрачный, и ничего больше. Ни крови, ни жара, ни железа.

Глаза Венди привыкают, и она видит гладкие брёвна вокруг остывшего кострища. Над ними природный дымоход идёт сквозь скалу, пропуская луч тусклого, промытого дождём света – он напоминает о небе после грозы. Копоть прежних костров покрывает стены пещеры, но там есть и рисунки чёрной и красной краской.

Венди подходит ближе и рассматривает их. Она вспоминает, как они с Мэри прятались в заброшенных уголках лечебницы Святой Бернадетты и обменивались рассказами. Венди рассказывала про Неверленд, а в ответ Мэри делилась легендами кайна, которые ещё ребёнком услышала от матери.