Оружейник. Винтовки для Петра Первого - Константин Радов

– По пятьдесят батогов после боя, кто будет мазать! Вторая шеренга… не спеша… с Богом… па-али! Третья… Четвертая…

Прежде русская пехота становилась в шесть шеренг, но последний год глубину строя убавили до четырех. Впрочем, по обстоятельствам, и старое построение могло применяться. По-новому удобнее было вести огонь, только первая шеренга в этом не участвовала: составлявшие ее солдаты просто сидели с заряженными фузеями, на случай если неприятель бросится в атаку сразу после нашего залпа.

– Заряжай!

Я посмотрел вперед: стоящая против нас линия изрядно поредела.

– Уже лучше! Вторая… Прикладывайся! Пали! Третья…

В промежутки ружейных залпов пробился мощный голос премьер-майора:

– Прекратить огонь! Багинеты примкнуть, в атаку… Ступай!

Наши багинеты и так были на месте, нам они стрелять не мешали. Пока другие возятся…

– Заряжай!

Манера атаковать багинетами на заряженных ружьях только начала распространяться среди европейских армий в испанскую войну. Дать залп в упор, а еще лучше – отдать этот выстрел на усмотрение солдат – и сила атаки удвоится.

Оба полка наши под барабанный бой пошли широким шагом на шведов и сбили их с позиций. Хотя перед моей ротой неприятельский строй был довольно жидким, враг не побежал, а отступил в порядке, со стрельбой, под защиту своей второй линии, успевшей выстроиться в сотне сажен. Все начиналось сызнова.

Эта часть боя оказалась еще труднее. Очень скоро пришлось усадить солдат на перезарядку под прикрытием изредка постреливающей первой шеренги:

– Садись! Вкладыши зарядить!

Название «вкладыши» я присвоил зарядным частям для простоты обозначения. Солдаты все равно прилепили другое название – разумеется, неприличное. Как дети, ей-богу! Если только что-то куда-то вставляется – у них одно на уме.

К счастью, первыми залпами удалось сделать хорошую брешь в рядах противостоящего врага, прежде чем наш огонь ослаб – иначе такая заминка могла бы кончиться плохо. И так вышло не очень хорошо: чуть-чуть мы не успели закончить, когда прозвучал приказ атаковать. Викентьев растерянно оглянулся:

– Подпоручик, вперед с первой шеренгой! Мы догоним!

Солдаты торопливо распихивали куда попало ружейные принадлежности, готовясь бегом догонять уходящую линию, и вдруг начальство появилось – как всегда, некстати.

– А тут что за татарскую молитву устроили? Почему солдаты сидят?! – Князь был, вопреки обычному порядку, пеш, потому я и не заметил его со штаб-офицерами приближения. Лошадь через болото даже для него не потащили.

– Заряжаем, господин генерал. Уже заканчиваем. Позвольте догонять строй?

От волнения я обозвал зарядные части солдатским словечком. Не стану цитировать ответный генеральский приказ: не всё, что звучит на поле брани, прилично излагать на бумаге. Солдаты шли в атаку, широко ухмыляясь. Многие посчитали мои слова за насмешку над старшим по чину и дивились лихости своего капитана. Князь, конечно, должен был различить оговорку от насмешки, но кто его знает – вдруг обидится?

Не только у меня произошли неувязки: генерал Пфлюг с нашей кавалерией вовсе не успел к бою, зато Карл успел на сикурс атакованному флангу. Шведы и так превосходили нас числом, поэтому Голицын, не упорствуя напрасно, отвел полки на соединение к главным силам. Ретирада произошла в полном порядке. Государь был доволен:

– Молодцы! Как почал служить, такого огня и порядочного действия еще не видал! Дай Боже и впредь так!

Карл тоже объявил о победе. Формально основания были: поле боя осталось за ним. Однако гордость неприятеля пострадала: русская гвардия прошла по гатям, атаковала шведов в их лагере, опрокинула, гнала, захватила шесть знамен и нанесла потерь много больше, чем сама потерпела. Так что Голицын не без причины праздновал победу и был пожалован в кавалеры ордена Св. Андрея. Высочайший взор не обошел и меня:

– Ну как сегодня твои новоманерные? Докладывай.

– Не по рангу, государь, с меня начинать. Может, князь Михаил Михайлович мнение скажет?

Царь не любил, когда ему указывали, что делать, – правила и регламенты он устанавливал сам и менял по усмотрению. В другой день мог бы и рассердиться – но сегодня, будучи в хорошем настроении, обернулся к генерал-майору:

– Что скажешь? Стоило огород городить – или баловство? Как новая рота показалась?

Князь немного задумался. Он славился благородством и прямотой, его суждение в глазах Петра весило много.

– Пока трудно решить. Рота непрактикованная, первый бой как блин – бывает и комом. Бились старательно. Стреляли метко, шведов положили едва ли не больше всех. Но можно ли на вас надеяться в серьезной баталии, – Голицын обернулся ко мне, – не уверен. Что за заминка у тебя с огнем была в самом начале? Уж не говорю, когда вы заряжать уселись…

– Прошу прощения…

Я объяснил ситуацию, достав из кармана снаряженный вкладыш. Царь расхохотался:

– И правда похож. Значит, у тебя со стрельбой то густо, то пусто?

– Именно. Но ведь бой никогда не идет равномерно, а разгорается и затихает волнами. Главное – уметь согласовать свой огонь с атаками и затишьями, это дело опыта. И все-таки построение должно быть особым, и порядок стрельбы тоже. Надо найти способ, соответствующий свойствам оружия.

Несмотря на все наши трения, Голицын вполне доброжелательно ко мне относился: благо отечества было для него не пустым звуком.

– Если позволишь, государь Петр Алексеевич, я его следующий раз на самый фланг поставлю и вне батальона, чтобы строй не портил. Так что, Читтанов, думай заранее, как действовать: из линии не выбивайся, а стреляй как хочешь. Лишь бы польза от тебя получилась.

Вот так окончательное решение судьбы моих инвенций (и моей собственной, вместе с ними) оказалось отложено до следующей баталии. Правда, за прошедший бой удалось исходатайствовать у государя производство Викентьева в поручики, сержанта Мордвинова – в прапорщики, и далее по цепочке. Когда люди чувствуют на себе высочайшую заботу, это очень поощряет усердие к службе. Крещенский мороз в отношениях с однополчанами, кажется, начал смягчаться – правда, очень медленно. Слишком основательны были причины холодности. В глазах офицеров я добился капитанского чина, вовсе не имея боевых заслуг. Дело еще можно было исправить участием в весьма насыщенных кампаниях следующих лет, но все эти три года я, по их мнению, отсиживался в тылу. Доказывать, что ежедневная прогулка под картечью была бы легче и приятнее для меня, чем адская работа без праздников и воскресений, по шестнадцати часов в сутки, – совершенно пустое занятие. Каждый считает собственную службу самой трудной и полезной для государства. Это естественная аберрация взгляда, зависящая от точки зрения.

Мне было недосуг заискивать перед офицерами о дружбе: более важные дела неотступно требовали внимания. Вскоре после боя наше отступление продолжилось, и целую неделю я мучительно страдал из-за невозможности развернуть походную пороховую лабораторию и пополнить почти иссякший запас затравочных капсул. Дело в том, что смесь селитроподобной субстанции с серой никакими ухищрениями не удавалось сохранить годной к употреблению дольше двух-трех недель, максимум месяца. Потом число осечек значительно возрастало. Причина заключалась в явлении, которое я назвал «холодным горением» серы с образованием купоросной кислоты, в свою очередь разлагающей «новую селитру» точно так же, как обыкновенную. Если объем смеси достаточно велик – дело заканчивалось взрывом, если нет – состав просто портился. Из этого проистекала необходимость при войсках, вооруженных новоманерными ружьями, постоянно возить передвижную лабораторию для снаряжения капсул и обновлять оные, регулярно стреляя по врагу или по мишеням. Теперь получалось, что днем мои фургоны двигались в колоннах отступающих войск, а ночью работать невозможно: иметь дело с предметами столь взрывчатыми при огне – чистое самоубийство. С огромным облегчением воспринял я остановку армии на русско-литовской границе, у деревни Соболево, приказав изготовить тройной, против обычного, запас затравок и отлить соответствующее количество пуль. Пока сие исполнялось, обстановка на театре боевых действий изменилась до неузнаваемости. Шведы ушли. Просто повернулись и ушли, еще раз круто переменив направление похода. Наша легкая кавалерия докладывала о быстром их продвижении на юг, к украинским пределам.