Осеннее преступление - Андерс де ла Мотт

— Сигарета есть? — спросила она Джо.

— Конечно! — Он протянул ей сигарету, зажег, прикрыв огонек ладонями. Порылся в сумке-холодильнике, открыл ей и себе по банке пива.

— Где-то учитесь? — спросила Карина. — Вы с сестрой?

– “Где-то учитесь!” — Джо фыркнул от смеха, словно эта мысль его позабавила.

— А тогда где работаете?

— Мы с Таней занимаемся, к чему душа лежит. — Джо глубоко затянулся, выдул дым через ноздри.

— Где вы живете?

— Не многовато вопросов? — усмехнулся Джо. — Уже захотела перебраться ко мне? Мы же только сегодня познакомились. — Он еще затянулся. — Мой отчим выделил мне угол. Но обычно мы ищем, где перекантоваться. Таня умеет устроить так, что нас зовут в гости. Сейчас, летом, много вечеринок.

— Твой отчим? Не Танин?

Джо, не отвечая, отпил пива и придвинулся ближе, так что их руки соприкоснулись. Карина почувствовала, как он обшаривает ее взглядом.

— Так что вы будете делать? Когда лето кончится? Ну то есть — по-настоящему.

Вопрос Карины как будто развеселил Джо.

— Все вы один к одному, — сипло рассмеялся он — Сопляки, которые уверовали в свою уникальность. Что никто никогда не чувствовал и не думал, как вы. Но вы просто статисты в шоу, посвященном вашему эгоизму. И мечты у вас детсадовские. — Огонек сигареты описал круг. — Посмотри на себя и своих приятелей. Через тридцать лет соберетесь на какую-нибудь унылую годовщину выпуска и будете разливаться, как все легко и просто было в юности. И как вам хочется, чтобы можно было начать все сначала, но на этот раз ничего не упустить.

Он в последний раз затянулся и щелчком отправил окурок в костер.

— Мы с Таней делаем именно то, что хотим. Мы, в отличие от вас, не успеем постареть настолько, чтобы пожалеть о сделанном.

Рот у Джо разъехался в широкой ухмылке, и Карина в который уже раз не смогла понять, говорит он серьезно или издевается над ней. Она склонялась ко второму. Находиться по эту сторону шутки было не так уж приятно.

Из палаток потянулись остальные. Мари, с красными глазами, решительно отказалась от предложенного Джо пива. Алекс открыл банку, опрокинул в себя содержимое и рыгнул. Карина с отвращением повернулась к нему спиной.

У Бруно, как всегда, был растерянный вид. Он подбросил еще дров и опустился рядом с Мари, которая сидела, уткнувшись лбом в колени.

— Как ты? Хочешь чего-нибудь? Может, водички?

Мари помотала головой. Какое-то время все молчали, глядя на огонь; из бумбокса изливалась Мадонна.

— Ну что, молодежь, — сказал Джо. — Как-то быстро ваш праздник сдулся, или как вы там выражаетесь. — Он легонько пихнул Карину локтем. Ухмыльнулся и банкой пива указал на Алекса. — Посмотрите на альфа-самца. Ему всю картину мира в клочья порвали. Какой-то хилый музыкантишка сковырнул его с трона.

— Заткнись, — буркнул Алекс, отвернулся и сплюнул в темноту.

— А несчастный влюбленный повар, какой-то всегда неуверенный. — Джо жестом указал на Бруно. — Не тревожьтесь, детишки, сейчас дядя Джо объяснит вам, что произошло. Произошло вот что: ваш друг Симон оказался выше вас на голову. И сам понял это, считай, только что. Понял, что он слишком талантлив, слишком хорош и слишком умен и для этой дыры, и для лузеров вроде вас.

Снова воцарилось молчание, неприятное гнетущее молчание, которое каким-то непонятным образом звучало громче музыки из магнитофона. Карина ощутила, как растет в груди пылающий уголь. Ей хотелось сказать Джо, чтоб заткнулся, чтобы убрал свою грязную лапу с ее поясницы. Пусть садится на свой сраный мотоцикл и уматывает ко всем чертям. И все же она промолчала. Во всей этой ситуации было что-то, что завораживало и ее, и других. Слова Джо крутились у нее в голове. Змеей из букв, из фраз, запретных, но в то же время таких правдивых.

Симон в их компании всегда был аутсайдером. Сказал бы спасибо, что они вообще все эти годы пускали его к себе, что сносили его опоздания и задротскую музыку. К тому же Карину бесило, что люди всегда говорили про этого придурка Симона Видье с нежностью в голосе, в отличие от того, как они говорили о ее семье. Как будто он какой-то такой особенный только потому, что умеет бренчать на гитаре и петь.

Мари вдруг вскочила со своего места рядом с Бруно, открыла рот и наставила палец на остальных. Взгляд ее блуждал, казалось, ей трудно сфокусироваться.

— Он насра… — заплетающимся языком начала она, — насрал на нас. — Мари пошатнулась. Она вознамерилась продолжать, но повалилась между палаток, и ее вырвало. Бруно подбежал к ней. На кассете началась новая песня — “Black Velvet”, одна из любимых песен Карины. Сама не зная почему, она поднялась, сделала погромче и начала танцевать. Закрыв глаза, она кивала в такт басам.

– “Black Velvet in that little boys smile.” — пела она, в одной руке сигарета, в другой — банка пива. Вскоре к ней присоединился Джо. Обнял ее за талию, притянул к себе, прижался промежностью. Через пару секунд Карина ощутила, как он затвердел.

Карина взглянула на Алекса, но тот злобно таращился на сортирную тропинку, словно все еще не очень понимал, почему там, внизу с Таней, не он. Джо все крепче терся о Карину, басы пульсировали почти непристойно.

Карина снова взглянула на Алекса, ей хотелось, чтобы он хоть как-то отреагировал. В глубине души она сознавала идиотизм ситуации. Она словно снова стала девятиклассницей, которая хочет вызвать ревность в своем мальчике, танцуя с другим парнем. Но сейчас ей это было необходимо, необходимо подтверждение того, что ее хотят. Необходимо чувство, которое подавило бы растущую в ней ярость.

Алекс вдруг встал, и Карине показалось, что будет драка. Что Алекс сбросит с нее руку Джо и заедет ему в челюсть. Какая-то ее часть даже пришла в возбуждение, прямо-таки обрадовалась. Но Алекс только проворчал, что ему нужно отлить, и, пошатываясь, удалился по тропинке, ведущей вниз, к шлагбауму.

Едва Алекс скрылся из виду, как Джо начал целовать ее в шею. Пару секунд Карина терпела, но потом отстранилась.

— Да ладно… — Он снова схватил ее, попытался притянуть к себе.

— Нет. Прекрати! — Карина оттолкнула Джо, но он снова прижал ее к себе и попытался поцеловать в губы.

— Хватит.

— Не надо меня динамить. Ты весь вечер мне знаки подавала.

Джо снова полез целоваться, и на этот раз она ответила, без особого желания. Попыталась угодить детской части себя, которой так хотелось быть желанной, любимой.

— Пошли в палатку, — прошептал Джо. — У меня остался еще косяк. Поделим.

В субботу Анна спала долго и проснулась оттого, что Мило лаял и скреб входную дверь. Анна завернулась в старый халат, который по-хорошему надо было бы выбросить во время переезда. Ткань замахрилась, вышитое на груди название гостиницы едва читалось. И все же Анна не могла заставить себя расстаться с ним. Расстаться с памятью о тех выходных — Париж, осенние листья, они с Хоканом моложе и лучше — и обо всем, что исчезло бы вместе с этим халатом. Что бледнело бы и расплывалось, как буквы на кармашке, пока не останутся разрозненные частицы того, что было.