Король Зимы - Бернард Корнуэлл

Я вглядывался в стылую ночь.

— Война с Керновом, — проговорил я мрачно.

— Нет, — возразил Артур. — Это означает, что завтра утром, когда Тристан вернется, он должен бросить вызов тому, кого обвиняет. Только так выясняется правда. Как считают люди, в таких поединках боги всегда благосклонны к тем, кто прав.

Я знал, о чем он говорит, и с сомнением покачал головой.

— Тристан не станет вызывать Овейна, — сказал я.

— Надеюсь, у него хватит на это ума, — согласился Артур. — Даже богам будет трудно заставить меч Овейна покориться Тристану. И если мы хотим мира, если нам дорого все то хорошее, что сулит мир, кто-то другой должен стать защитником чести Тристана. Разве это не справедливо?

Я посмотрел на Артура, испугавшись, что он угадал мои мысли.

— Ты? — наконец решился я.

Он пожал плечами.

— Не уверен, что это сделает кто-то другой, — тихо произнес Артур. — Но мне, Дерфель, нужна и твоя помощь.

— Все, что пожелаешь, лорд, — воскликнул я. — Все...

В этот момент я готов был ради него сразиться с самим Овейном.

— Человек, бросающий смертельный вызов, — осторожно начал Артур, — должен знать, что его дело правое. Может быть, ирландские Черные Щиты действительно просочились, никем не замеченные? Или все-таки боги ведают, что дело, за которое я буду завтра драться, чистое и честное? Что скажешь, Дерфель?

Он говорил так спокойно и равнодушно, будто спрашивал о погоде. Подавленный, отчаянно желая, чтобы он избежал завтрашнего столкновения с лучшим бойцом Думнонии, я молчал.

— Ну? — поторопил он меня.

— Боги... — пролепетал я и осекся.

Трудно было свидетельствовать против Овейна. Ведь он был добр ко мне. Я, конечно, поостерегся бы назвать гиганта честным человеком, но разве много честных людей я встречал за свою жизнь? Их можно было пересчитать по пальцам. Я любил Овейна, несмотря на его гадкий поступок. И все же стоявшего передо мной человека высокой чести я любил гораздо сильней. Долгие несколько минут я размышлял, можно ли считать мои слова нарушением клятвы, и решился.

— Боги поддержат тебя, лорд, — выпалил я наконец.

Он печально улыбнулся.

— Спасибо, Дерфель.

— Но почему?.. — начал я.

Он вздохнул и посмотрел вдаль, на облитую холодным лунным светом землю.

— Когда Утер умер, — проговорил он через некоторое время, — в землях наших начался хаос. Это обычно случается со страной без короля, а у нас сейчас, по существу, нет короля. Мордред еще ребенок, и потому, пока он не вырастет, кто-то должен властвовать. И не два, не три человека, не десять, а один. Мне бы этого не хотелось. Всем сердцем, поверь мне, я желал бы оставить все как есть и остаться лучшим другом Овейна, но это невозможно. Власть нужно сохранить для Мордреда и передать ее чистой и справедливой. Свары и перебранки между теми, кто рвется к королевской власти, только ослабляют ее. При короле-младенце должен быть один человек, обладающий королевской властью и готовый уступить ее законному королю, когда тот станет взрослым. И это долг солдата. А помнишь, что делает настоящий солдат? Он дерется за тех, кто слишком слаб, чтобы отстоять себя. — Он улыбнулся. — И еще. Солдат всегда берет то, что отвоюет. Завтра я кое-что отберу у Овейна. Его честь. — Он пожал плечами. — Я буду драться за Мордреда и ту маленькую девочку. А ты, Дерфель, — Артур ткнул меня в грудь кулаком, — найдешь ей котенка. — Он потопал ногами, чтобы согреться, потом снова устремил взгляд на запад. — Как ты думаешь, эти тучи несут дождь или снег?

— Не знаю, лорд.

— Лучше бы дождь. А вот слышал я, что ты толковал с тем несчастным саксом, перед тем как они убили его ради прорицания будущего. Расскажи-ка мне все, что узнал. Чем больше мы знаем о своих врагах, тем лучше.

Провожая меня обратно на пост, он внимательно выслушал мой рассказ о Кердике, новом вожде южных саксов, а потом, распрощавшись, отправился спать. Казалось, его совсем не волнует то, что должно произойти завтра утром. Но я очень боялся за него, вспоминая, как Овейн расправился сразу с двумя силачами Тевдрика. Я попытался вознести молитву к звездам, на которых обитают боги, но слезы застилали глаза, мешая видеть небо.

Ночь выдалась очень холодной и казалась бесконечной. И все же я хотел бы, чтобы рассвет и вовсе никогда не наступал.

* * *

Желание Артура сбылось: на рассвете пошел дождь. Вскоре он превратился в сплошной ливень, отделивший Кар Кадарн от лежавшего далеко в долине Инис Видрина серой крутящейся завесой. Рвы переполнились пенящейся водой, широкие потоки лились с крепостных валов, под навесами усадьбы образовались глубокие лужи. Сквозь набухшие влагой соломенные крыши просачивался дым очагов. Часовые ежились под намокшими плащами.

Тристан, проведший ночь в маленькой деревушке у стен Кар Кадарна, с трудом поднимался по тропинке, ведущей к форту. Шестеро охранников, сопровождавших его, и осиротевшая девочка скользили по грязи, цепляясь руками за клочки травы, росшей по обочинам тропинки. Ворота были открыты, и ни один часовой не шелохнулся, чтобы остановить принца Кернова, шествовавшего прямиком к дверям замка.

Никто не встретил его. Большой зал напоминал походный привал, где в духоте влажных испарений среди объедков, пожираемых собаками, серой золы и замерзшей разноцветными пятнами рвоты вповалку лежали на полу скованные сном и обессиленные вчерашней пьянкой мужчины. Тристан брезгливо толкнул ногой одного из спящих, разбудил его и приказал разыскать епископа Бедвина или еще кого-нибудь из уважаемых людей.

— Если кто-то еще заслуживает уважения в этой стране, — крикнул он вслед посланному.

Бедвин, закутанный в мокрый, забрызганный жидкой грязью плащ, появился довольно скоро.

— Мои извинения, лорд принц, — хрипло выдохнул он, ввалившись в зал, это ненадежное укрытие от бурлящего на улице ливня. — Не ожидал увидеть вас так рано. Мерзкая погодка, верно? — Он отряхнулся, как собака. — И все же лучше дождь, чем снег, а?

Тристан ничего не ответил.

Бедвина смутило молчание гостя.

— Немного хлеба, может быть? — неловко суетился он. — И теплого вина? По-моему, готова овсяная каша. — Он огляделся вокруг, намереваясь послать кого-нибудь на кухню, но увидел лишь мертвецки пьяных храпящих мужчин. — Малышка! — склонился он к девочке. — Ты, должно быть, голодна, бедняжка!

— Мы пришли за справедливостью, а не за едой, — резко оборвал его Тристан.

— А, да. Конечно, конечно. — Бедвин откинул капюшон, обнажив тонзуру, окаймленную пушком седых волос, и поскреб бороду. — Справедливость, — пробормотал он и деловито кивнул. — Я тут поразмыслил, лорд принц, и додумался, что война — штука нежелательная. Ты не согласен?