Ведьма по имени Ева - Екатерина Слави

Ева смотрела на него с интересом: человек, который изо дня в день запугивал беззащитную старушку тем, что ее ждет могила, и скоро, очень скоро, она в нее сляжет, так сильно боялся лечь в могилу сам, что его страх оказался сильнее даже колдовства ведьмы.

Его страх был такой силы, что разорвал прочные тиски ее воли!

Он вдруг поднял на нее очумелый взгляд.

– А хотите… хотите, я буду ползать как червяк в земле? – безумным голосом предложил он.

Ева безжалостно ухмыльнулась, хотя ей вовсе не было смешно. Ей было мерзко.

– Ползай.

И он ползал. Он ползал в земле, которая забивалась ему в одежду, в волосы, ползал как червь. И вместе с тем тонкое чутье ведьмы подсказывало ей безошибочно: каким бы безумным он ни казался, в эту минуту он чувствовал свое унижение. Он чувствовал его всем своим озлобленным существом.

Его сумасшедший взгляд снова устремился к черным, земляным глазам ведьмы.

Она повернула голову и красноречиво посмотрела на глубокую черную яму, которая словно ожидала своего гостя.

Синьор Пикколо перехватил ее взгляд.

– Нет… – бешено затряс головой он. – Только не туда… только не туда… А хотите, – его глаза стали еще более безумными, – хотите, я буду есть землю?

Лицо ведьмы даже не дрогнуло.

– Ешь.

И он ел. Он брал горстями влажную, только что выкопанную землю, которая бугром лежала возле ямы, и клал в рот. Он ел землю вместе с червями, которые в ней ползали, точно так же, как и он, минуту назад, вместе со слизкими насекомыми. Из его глаз лились слезы, а он все набивал полный рот земли и глотал ее.

– Хватит, – сказала Ева.

Он с надеждой поднял на нее глаза. Она спокойно указала ему рукой на могилу.

– А теперь – ложись.

– Нет…

Он пополз было назад, подальше от нее, но в этот момент в земляных глазах что-то шевельнулось, и земля посыпалась из них на кладбищенскую дорожку. Дрожа и стеная, синьор Пикколо поднялся. Он подошел к могиле так, словно ноги шли против его воли. Он тихо бормотал что-то, качал головой и сжимал в кулаки вспотевшие ладони. Он не хотел…

– Ложись, – прозвучал холодный, беспощадный голос и…

Синьор Пикколо, словно мешок, рухнул вниз, в глубокую черную яму – на дно свежевырытой могилы.

Через две секунды Ева услышала его дикий, нечеловеческий вопль. Она улыбнулась. Она знала, что он видит.

Синьор Пикколо лежал на дне глубокой могилы. Над ним было вечернее звездное небо, а с краев могилы на него с шуршанием, громким, словно грохот камнепада, лавиной сыпалась земля. Сначала она покрыла его тело: руки, ноги, туловище. И только глаза все еще оставались открытыми и видели звезды… Но лавина земли продолжала падать на него, и скоро его рот уже не мог кричать, потому что его засыпало землей. А под конец и глаза его уже ничего не могли видеть.

***

Ева возвращалась домой. Какое-то внутренне чутье подсказывало ей, что сегодня это ее дорога. Ее волосы трепал ветер, ночь была прохладной, но ей все равно было душно. Она распахнула свой плащ, и тут же тело под тонким платьем почувствовало ночную прохладу, а еще… Ее тело почувствовало приближение чего-то знакомого, желанного.

За спиной послышался тихий шорох колес, автомобиль проехал мимо нее и остановился впереди. Ева лишь на мгновение замерла, чтобы втянуть в себя знакомый запах, но одного мгновения хватило, чтобы этот запах проник в каждую клеточку ее существа.

Фабио.

Она улыбнулась, видя, как он выходит из машины, и направилась ему навстречу.

– Черт побери! – воскликнул он несколько грубо, но с улыбкой. – Синьорина, вы рискуете, когда вот так вот: одна, ночью – идете по пустой дороге.

Ева подошла.

– Вы сами себе противоречите, Фабио, – на ходу сказала она. – Говорите, что дорога пустая. Но вы ехали по этой дороге, а я шла. Мы оба остановились. На этой дороге нас как минимум двое. Разве я не права?

Она подошла к нему совсем-совсем близко и требовательно заглянула в синие глаза, как будто приказывала ему ответить на ее вопрос.

– Права я или не права?

Она повторила это уже тихо, но взгляда не отводила.

Его улыбка вдруг дрогнула, рот приоткрылся, как будто он хотел что-то ответить. Ева услышала тяжелый выдох: ему было нелегко сдерживать дыхание.

А Фабио… Фабио видел, как под тонким платьем при каждом вздохе поднималась ее грудь, как блестели темно-лазурные глаза, в которых был и вызов и призыв. Он что-то должен был ответить, но совершенно не помнил, о чем она спрашивала. Поэтому только неуклюже улыбнулся и сказал:

– Я подвезу вас.

***

Музыка… Она слышала эту опьяняющую музыку, о которой говорил ей голос из снов. Она слышала ее так, словно неслась в ночном небе, под звездами. Эта музыка была в ее теле. Эта музыка была в его теле. Ведьма чувствует иначе. Она чувствует ярче, словно мир взрывается вокруг нее и внутри нее.

У него были очень сильные руки. Руки, которые привыкли контролировать, управлять – управлять другим существом, пусть и не живым, не одухотворенным. Но эти руки отдавали себя этому существу и становились с ним единым целым – это сохраняло жизнь, это дарило победу, это подогревало кровь, которая огнем горела в жилах.

У него были нежные губы. Губы, которые часто смеялись. Когда она целовала эти губы, она видела, как мелькали внутри ее воспоминаний его улыбки: сегодня, вчера, много лет назад… Она крала у него эти воспоминания, чтобы увидеть, как он улыбался год назад, два, три, четыре… назад, назад, назад, когда она не могла этого видеть своими собственными глазами. Она крала у него эти воспоминания, чтобы услышать его смех: искренний, жизнерадостный, который она не могла услышать раньше… Но она крала не насовсем. Прижималась к его рту губами и тут же возвращала обратно.

Его дыхание было горячим. Его глаза были наполнены неприкрытой страстью. Его стоны отзывались эхом в ее теле, сводя ее с ума от желания.

«Желание ведьмы – сильнее даже ее самой».

Сильнее. Ее желание было сильнее всего на свете… Она забыла, кто она. Она забыла все. Что-то внутри нее мешало – чужое, тягучее, болезненное. Это «что-то» было привязано к ней тонкими, незримыми нитями. Она помнила, что эти нити были зачем-то нужны. Помнила. Теперь забыла. И отпустила.

Ей было все равно. Она слушала опьяняющую музыку, о которой так сладострастно шептал ей голос из снов.

***

Было очень рано, когда Ева вышла на террасу и вдохнула новый воздух – воздух, в котором уже витало счастье. Она еще не взяла его в руки, но счастье уже обнимало ее утренней тишиной, оно было близко, очень-очень близко.

Ева обернулась. Фабио спал, и его глаза были закрыты, но она знала, что они синие, как Тирренское море. Он еще не догадывался об этом – но эти глаза теперь принадлежали не только ему. Ведьма всегда берет то, что хочет.