Естественная история драконов. Тайна Лабиринта. Мемуары леди Трент - Мари Бреннан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помня о возложенных на них обязанностях, аритаты учли наши нужды и выбрали для нового стойбища вади, возле коего мы с большей вероятностью могли бы отыскать драконов.
– Похоже, я понимаю, отчего шейх прислал им новый племенной скот, – заметил Том. – Работа на нас наверняка стоила им немало верблюдов и лошадей.
Я тоже прекрасно помнила верблюда, послужившего приманкой во время той самой ночной охоты.
– Тогда я рада, что им возместили ущерб. Думаю, до окончания сего предприятия без новых потерь не обойдется.
Однако мы с Томом прибыли в пустыню, дабы наблюдать жизнь, а не смерть. Нам нужно было увидеть не охоту, а брачные игры – воздушные танцы, отнюдь не привлекающие стервятников, которых можно заметить издали. В общем, задача предстояла не из легких.
* * *
Пустынные драконы не устраивали брачных игр над гостеприимным вади, где кочевники пасли верблюдов. Верные своему названию, они предпочитали небо над каменистыми пустошами меж относительно плодородных участков земли.
Я в неоплатном долгу перед аль-Джелидой, тем самым гальбом, о коем мы слышали по прибытии. Пока мы с Томом пребывали в плену, он возвратился в стойбище, и мы при первой же возможности познакомились с ним, дабы заручиться его помощью в выслеживании драконов.
Как уже упоминалось, я не обладаю теми энциклопедическими знаниями, что позволяют кочевникам отличать одни племена от других по мелким деталям – по форме верблюжьих следов, по манере повязывать головные платки, по силуэтам шатров. Однако даже я с первого взгляда могла бы сказать, что аль-Джелида – не из аритатов. Одет он был в длинную рубаху из шкуры джейрана, а волосы повязывал лоскутом ткани, а не покрывал обычным среди кочевников головным платком, перетянутым веревкой. Если зимой большинство аритатов носили шерстяные носки и сапоги верблюжьей кожи, а летом – сандалии, то аль-Джелида в любое время года ходил босиком, и пятки его были твердыми, как черепаший панцирь.
Он часто странствовал по пустыне в одиночку – дело просто неслыханное! Межплеменные конфликты даже в те относительно мирные времена случались нередко, а одинокий путник – легкая добыча для врага. Но гальбы ни с кем не враждуют. Многие презирают их, как нищих попрошаек, но им разрешено странствовать по всей Ахии, и редко кто удосуживается чинить им неприятности. Стойбища их малы и редко превышают численностью большую семью, а отдельных гальбов можно встретить в самых неожиданных местах – например, посреди Джефи, за выслеживанием драконов.
Что думал он о нашей работе? Не знаю. Возможно, для него это не имело ни малейшего значения: нанятый нам в проводники, он был готов вести нас на поиски чего угодно, будь это хоть драконы, хоть саранча, хоть трюфели, прекрасно дополняющие рацион кочевников во время зимы. Он не сказал ни слова против, когда шейх начал настаивать на том, чтоб с нам пошел и Хайдар – тот самый человек, что водил нас посмотреть на ночную охоту дракона. Сколь мне помнится, аль-Джелида никогда ни на что не возражал и не жаловался. Держался он флегматично, как каменный.
Хайдар отправился с нами для охраны и тайны из этого не делал. (Если бы только мы позволили, он прихватил бы с собой еще девятерых товарищей, но такой отряд в высшей степени затруднил бы нашу работу. Том убедил шейха, что Хайдара, Эндрю и его самого в качестве вооруженной охраны вполне достаточно.) Его присутствие в лагере оказалось просто манной небесной: проводя большую часть времени в пустыне, на охоте, он регулярно снабжал нас свежей дичью, что позволяло отдохнуть от однообразной диеты из фиников, кофе и пресных лепешек.
Так, впятером, мы и выехали в поле. Увидев меня в брюках (чем могут похвастать немногие), аль-Джелида, по своему обыкновению, не проявил к этому ни малейшего интереса, Хайдар неодобрительно нахмурился, но ничего не сказал (дабы он не усомнился в моих моральных устоях, я позаботилась надеть пояс), а Эндрю, картинно прикрыв глаза ладонью, громко объявил, что слагает с себя всякую ответственность за мое поведение. Но, отправляясь в Джефи на поиски драконов, я вовсе не желала, чтоб юбка или платье лишили меня возможности двигаться быстро.
Первый найденный нами дракон оказался самцом. Я отметила его логово на собственноручно вычерченной карте, но поблизости мы надолго не задержались – ведь нас интересовали не столько полеты, сколько их результат. Самка, как сообщил нам аль-Джелида, не станет гнездиться ближе десяти километров от самца, и потому, отъехав подальше от каменного карниза, под коим обитал дракон, мы двинулись по кругу в поисках следов ее присутствия. Чтоб отыскать самку, потребовался не один день: в окрестностях нашлось много скальных образований, вполне пригодных для логова. Наконец мы ее обнаружили и начали готовиться к наблюдениям.
Мы разбили скромный бивак в небольшой впадине, из которой легко могли наблюдать за логовом. Вахту пришлось нести поочередно, так как перед самым нашим прибытием наша «дичь» весьма удачно поохотилась: мы даже увидели, как она тащит набитое брюхо наверх, по каменистому склону, к своей пещерке. Оставалось одно: ждать, пока голод вновь не выгонит ее наружу. В общем и целом мы провели в этом месте более недели, сидя без дела в надежде на удачу. Таким образом, у нас оказалось немало свободного времени для иных занятий.
Мы с Томом воспользовались им для изучения пустыни в целом, дабы получить представление о естественной среде обитания драконов. Жизни в пустыне немало – по крайней мере зимой: от крупных млекопитающих вроде онагров и сернобыков до жуков, скорпионов и всевозможных пауков. Однако у кочевников в обычае коротать время безделья за беседами, а потому и нам пришлось потратить много времени на разговоры – по вечерам у костра либо на вахтах, следя за логовом самки. Во время одной из последних, оставшись со мной наедине, Эндрю и просветил меня, в чем я ошиблась.
По-моему, о Сухайле я упоминала не так уж часто. Сколь мне помнится, большая часть моего внимания, как обычно, была посвящена работе. В тот момент я заговорила о нем только потому, что разговор зашел о возможных успехах дракониан в разведении драконов. И тут Эндрю ни с того ни с сего (по крайней мере, с моей точки зрения) сказал:
– Знаешь, Изабелла, если уж тебе хочется, чтоб этот парень был здесь, не стоило отсылать его прочь.
– Не стоило… что? – переспросила я, в полной растерянности уставившись на брата. – Не понимаю, о чем ты. Я вовсе не отсылала Сухайла прочь.
Сидя в тени высокого камня, Эндрю обмахивался шляпой, точно веером, и теперь взмахнул ею, будто отметая мои слова.
– Ладно, ладно. Я имел в виду: не стоило запрещать ему возвращаться.
Растерянность тут же уступила место негодованию.
– Я и такого вовсе не говорила! Просто сказала…
– Что его долг – быть там, в городе. Перевод: его возвращения ты не желаешь.
Ничто на свете не могло бы быть столь далеко от истины, однако сказать об этом Эндрю не повернулся язык.
– Так что же я, по-твоему, должна была сказать?
Эндрю поднял глаза к небу.