Голубые огни Йокогамы - Николас Обрегон

— Профессор, это инспектор Ивата.

— Как вам повезло. Я только что прошел паспортный контроль в Нарите[17].

Ивата без особого волнения слушал этот низкий спокойный голос.

— Как прошла поездка?

— Не так успешно, как хотелось бы. А у вас наметился прогресс?

— В общем, да. Вы не будете против, если завтра утром я загляну в музей и задам вам несколько вопросов?

— Я буду там к полудню.

— Тогда до завтра, профессор.

— Я приготовлю кофе к вашему приходу.

Ивата нажал на кнопку отключения, словно тронул пальцем горящую спичку. Он уставился на телефон. Кофе!

— До завтра, ублюдок.

Он поднял от телефона глаза и понял, что в серой машине что-то происходит.

Любители спортивной хроники и полуденного сна поспешно снимали с себя наушники и убирали камеры наблюдения. Затем сонливый вылез из машины, держа в руках бумажный пакет. Не успел он дойти до мусорного контейнера, как Ивата уже держал его за шиворот:

— Эй, куда это ты собрался?

Полицейский обернулся и злобно зашипел:

— Ты смотри, с кем разговариваешь…

Ивата сунул ему в лицо полицейский значок.

— Я не давал вам никаких особых распоряжений! Никаких! А ну марш в машину и глядите в оба, ясно?

Взглянув на значок Иваты, полицейский нахмурился. Документы и авторитет, стоящий за ними, никак не вязались с этим нервным дерганым типом.

— Ус покойтесь, пожалуйста.

— Я успокоюсь, когда ты вернешься к работе, мать твою!

— Только что звонил шеф отдела. Газеты… Вы что, не в курсе?

Ивата моргнул, а внезапно заработавшая во дворе поливальная машина словно разразилась смехом.

— Нет, а что?

Второй коп, который находился уже на полпути от машины, бросил ему газету. Она приземлилась у ног Иваты, возвращая его мыслями к суровой реальности:

Начало статьи было посвящено безнаказанности жестокого убийцы и некомпетентности полиции. Новый министр юстиции сетовал на сокращение бюджета полицейского ведомства и необходимость реорганизации полицейских кадров. Центральное место в публикации отводилось фотографии улыбающейся Мины Фонг, полной любви и благодарности публике. Ниже располагался размытый снимок Ива-ты, входящего в дом супругов Оба.

— Я лучше пойду, — сказал второй полицейский. Ивата указал на дом Игараси:

— Он снова совершит убийство.

— Мне приказали — я выполняю. Вы же знаете наши правила, — ответил полицейский, возвращаясь к машине, по ходу поправляя пиджак и разглаживая волосы.

— Он не отступит! — крикнул ему Ивата.

Седан зарычал и мягко снялся с места, выпустив на прощание облачко дыма. Голос Иваты дрожал от гнева.

— Даже если отступим мы!

В кроне дерева у него над головой щебетали птицы. Из-за дорогущих штор и стеклопакетов соседних домов за ним шпионили любопытные взгляды. Ивата сел в машину, часто дыша носом. Он крепко зажмурился и закусил губу, страстно желая унять злость. Он хотел тишины, но тут же услышал жужжание телефона.

— Ивата. — Голос Синдо был низким и бесстрастным. — Ты меня слышишь?

— Да.

— Ты знаешь, почему я звоню.

Ивата с силой надавил себе на переносицу, стараясь не разораться.

— Вы обещали дать мне время.

— Этого никто не может обещать. Я жду тебя здесь через тридцать минут. Все отменяется.

Ивата отключился и попытался взять себя в руки. Может, просто одни из них хорошие, а другие — плохие?

Он представил восковое личико малышки Кане-сиро.

Зарычав как дикий зверь, только чтобы не разрыдаться, он яростно колотил кулаком по рулю. Автомобильный гудок пронзил безмятежное безмолвие тихой улочки. Холодное утро как ни в чем не бывало продолжило свое неспешное течение.

* * *

В кабинете Синдо стоял все тот же кислый запах, несмотря на то что мир за его окнами, с тех пор как Ивата впервые переступил его порог, заметно переменился. В дурном расположении духа и весь покрытый испариной, он вошел в кабинет, потрясая в воздухе рукой:

— Ни слова, Ивата.

Синдо захлопнул дверь и буквально рухнул на свое кресло, которое жалобно заскрипело. Он швырял на стол газеты, одну за одной. Убийство, паника, ужас. Крупным шрифтом.

— Убийство Фонг так и так выплыло бы наружу. Но смерть вдовы необходимо было скрыть! Ума не приложу, как они узнали. Ребята из Каганавы клянутся, что это не их источник. Впрочем, это уже не имеет значения.

Синдо ткнул пальцем на стопку газет, словно это собачьи экскременты, которые лучше обойти.

— Прошло две недели, и вот Сацуки Эда позвонила суперинтенданту Фудзимуре. Сегодня утром. Сацуки, блин, Эда. Министр гребаной юстиции. Ты знаешь, что это значит, Ивата?

— Будет жарко. — Ивата прикрыл ладонью глаза.

— Вот именно, жарко! И куча проблем. Люди под угрозой увольнения. — Он провел языком по зубам, подыскивая нужные слова, но безуспешно. — Слушай, сынок. Это уже неважно, но, наступив на собственное самолюбие, я попросил, чтобы тебе дали шанс и не отбирали дело. Я пытался. Но Фудзимура…

— Оставим благотворительность. Зачем вы меня вызвали?

— Хорошо. Итак. Против тебя выдвинута официальная жалоба. Вот в чем дело, Ивата. Ты все еще на испытательном сроке, и очень скоро твое назначение будет пересмотрено. В данный момент у тебя оплаченный отпуск. Иными словами, тревогу вызывает твое поведение, а не профессиональная деятельность. Если все утрясется, ты снова вернешься к расследованию.

— Синдо, но как же мое дело?

— Дело Канесиро раскрыто. Послушай, ты не должен сидеть сложа руки. Можно подать встречную…

— Что?!

Синдо выдохнул и отвел взгляд.

— Ивата, так я не смогу защитить тебя. Вопросы стали возникать сразу после твоего появления. Твои отлучки, твое прошлое. Ты должен подумать…

— Что значит «раскрыто»?! — Его сердце колотилось как бешеное.

— Это тот хромой парень. Обвинение в убийстве было предъявлено Масахару Идзаве.

— Я не понимаю. Как можно обвинять его в том, чего он не совершал?

— Ивата, слушай, подумай о себе.

— Какие улики были ему предъявлены?

— В результате обыска в его квартире были обнаружены различные предметы, принадлежавшие жертве, а кроме того, видеозапись с ней.