Связанный честью - Сандра Браун

– Ну?

Он предлагал ей выбор, хотя и не слишком большой. Или она скажет, что он делает в ее доме, или он это сделает сам. Эйслин отстранила его руку и встретилась взглядом с недоверчивыми глазами родителей. Глубоко вздохнула, словно ступая на узенький трап, и произнесла:

– Лукас… он… отец Тони.

Последовавшая за этим тишина казалась такой осязаемой, что ее можно было резать ножом. Глядя на застывшие лица отца и матери, Эйслин слышала, как гулко бьется сердце. Они всегда знали, что сказать, в любой ситуации, но сейчас буквально потеряли дар речи. Они тупо таращили глаза и разевали рты, как выброшенные на берег рыбы.

– Это невозможно, – прохрипела наконец Эленор.

– Мы с Лукасом… м-м-м… встретились, когда десять месяцев назад он сбежал из тюрьмы, – пояснила Эйслин.

– Я этому не верю, – сказала Эленор.

– Конечно, верите, – презрительно фыркнул Лукас, – иначе не смотрели бы с таким ужасом. Я не сомневаюсь: для вас было шоком узнать, что ваш внук одновременно внук индейского вождя!

– Не смейте говорить в таком тоне с моей женой! – категорично приказал Уиллард и с воинственным видом шагнул вперед. – Я позабочусь о том, чтобы вас арестовали за…

– Не тратьте на меня свои угрозы, мистер Эндрюс. Я уже слышал подобное. От людей намного богаче и могущественнее вас. Вы меня не испугаете.

– И чего же вы хотите? – требовательно спросил Уиллард. – Денег?

На лице Грейвольфа застыло ледяное презрение. Он выпрямился:

– Я хочу забрать своего сына.

Эленор повернулась к Эйслин:

– Так отдай его.

– Что? – Эйслин сделала шаг назад. – Что ты говоришь?

– Отдай ему ребенка. Так было бы лучше для всех нас.

Эйслин ошеломленно посмотрела на мать, потом на отца, который своим молчанием поддержал предложение Эленор.

– Вы думаете, я отдам своего ребенка?

Вопрос был риторическим. Она видела по их лицам, что мать говорит совершенно серьезно.

– Хоть раз в жизни послушайся нас, Эйслин, – обратился к ней отец. Он протянул руку и сжал ее пальцы. – Ты всегда шла против наших желаний, попирала правила, поступала по-своему, заранее зная, что мы не одобрим твоих шагов. Но на этот раз ты зашла слишком далеко и совершила страшную ошибку. Не знаю, как ты могла с ним… – Не в силах произнести роковое слово, он только смерил Лукаса уничтожающим взглядом и снова повернулся к дочери. – Но это случилось. Если ты сейчас не откажешься от ребенка, то будешь жалеть об этом до конца жизни. По-видимому, мистер Грейвольф считает это решение мудрым, в отличие от тебя. Отдай ему ребенка, он его воспитает. Если хочешь, я периодически буду отсылать ему денег в…

Эйслин вырвала у отца руку и попятилась, словно от больного. Она и считала его больным – не телом, а душой. Как родители вообще могут предлагать ей отказаться от Тони? Отдать его навсегда, больше никогда не видеть. Избавиться, как от улики, оставшейся после безумной оргии.

Она посмотрела на них и внезапно осознала, что перед ней чужие люди. Как же мало она их на самом деле знает! Немногим больше, чем они знают ее.

– Я люблю своего сына и не откажусь от него ни за какие сокровища.

– Эйслин, будь разумной, – раздраженно произнесла Эленор. – Твоя привязанность к ребенку меня восхищает, но…

– Думаю, вам лучше уйти, – негромко произнес Грейвольф.

Все трое как по команде повернулись к нему. Он возвышался над ними как башня, излучая непреклонную решимость.

Уиллард насмешливо фыркнул:

– Вот уж точно меня не выставит из дома собственной дочери какой-то… вы, в общем. Не говоря уже о том, что наш разговор вас не касается.

– Очень даже касается, – возразила Эйслин. – Он отец Тони. И каково бы ни было мое решение, оно его затрагивает.

– Он преступник! – воскликнул ее отец.

– Его обвинили несправедливо. Он взял на себя вину других людей. – Она заметила, что Лукас резко повернулся к ней. Он был потрясен тем, что она его защищает.

– Суд так не считает. Официально он – отсидевший преступник. И мало того, он еще и индеец, – возмутился Уиллард.

– Как и Тони, – храбро заявила Эйслин. – И я люблю его от этого ничуть не меньше.

– Ну тогда не жди, что мы примем его как внука, – холодно произнесла Эленор. – Полагаю, тебе лучше принять предложение Грейвольфа и уехать.

Эйслин никогда не видела отца таким, он был близок к тому, чтобы потерять самообладание. Но все-таки сдержался и коротко проговорил:

– Если ты свяжешься с этим человеком – как угодно, – больше ты от меня ничего не получишь.

– Я никогда ничего и не просила у тебя, отец. – Глаза жгло от слез, но Эйслин гордо вскинула голову. – Я вернула тебе все деньги, что ты потратил на мою фотостудию, хотя я вообще не хотела ее создавать. У меня нет перед тобой никаких долгов, даже за мое «счастливое» детство. Ты только что сказал, что я всегда попирала правила. Это неправда. Мне этого хотелось, но ты всегда меня отговаривал. Я уступала твоим желаниям во всех важных решениях своей жизни. До сего момента. Если вы с мамой не примете тот факт, что Тони ваш внук, я тоже не смогу быть частью вашей жизни.

Они выдержали ее ультиматум с тем же холодным самоконтролем, что и все печальные и радостные события в своей жизни. Без единого слова Уиллард взял свою жену под руку и повел к двери. Эленор задержалась только для того, чтобы забрать свою ракетку. Они ушли, ни разу не оглянувшись.

Эйслин уронила голову. Давно сдерживаемые слезы медленно потекли по ее щекам. Родители желали руководить ее жизнью целиком или вообще не хотели в ней присутствовать. Она не могла поверить, что они в своем предубеждении так непоколебимы, что даже отказались от собственного внука. Она испытывала горечь и сожаление от того, что они так решили.

С другой стороны, если они такие несгибаемо-ограниченные, то ей и Тони будет лучше без них. Эйслин не хотела, чтобы ее сын стыдился своих эмоций. Она желала, чтобы он рос, свободно выражая себя, чего ей никогда не позволяли. Ей хотелось, чтобы он испытывал сильные чувства, как она с…

Эйслин быстро обернулась и посмотрела на человека, который молча и неподвижно стоял у нее за спиной. Она невольно вспомнила о том времени, когда была заложницей Лукаса. Тогда ее жизнь впервые потеряла свою предсказуемость. Ей приятно было вспомнить и восторг, и радость, и печаль, которые она тогда испытывала. Она не романтизировала те несколько дней. Не все было так радужно. А временами было даже трагично. Но зато все было настоящим. Она никогда в жизни не чувствовала себя такой живой, реальной, как в те бурные дни.

– Что ты собираешься делать? – спросил Лукас.

– Ты по-прежнему хочешь, чтобы я вышла за тебя?

– Да. Ради блага нашего сына.