Крапленая обойма - Сергей Зверев

Тревога подступила с новой силой. Что стряслось? Что?!

Лаврентьев задумчиво прошелся из одной комнаты в другую, бессознательно фиксируя предметы, не задумываясь о них. И чем больше он ходил, тем тревожнее становилось на душе.

В конце концов он не выдержал и выскочил из квартиры. Какое-то смутное чувство подсказывало ему, куда ехать. Внутренний голос подгонял его. Он выбежал на улицу, сел в «Мазду» и помчался прочь из города.

4

Когда Лаврентьев подъехал к загородному дому Фомина, сумерки уже сгустились. Врач припарковался недалеко от калитки, неторопливо вышел из машины. Он двигался очень осторожно, постоянно останавливаясь и прислушиваясь. «Врагов» Фомина он, в силу своей осведомленности о «них», не боялся. Он опасался самого хозяина этих владений – того, за кем охотились «враги». Потому как он знал, на что способен его пациент. Фомин мог встретить его и прожектором, и ПТУРСом, и «Береттой», и еще черт знает чем. У этого маниакального человека дома могло быть любое оружие. Не зря же он сказал, что достать можно все, были бы деньги. Наверное, сейчас Лаврентьев не удивился бы, если бы Фомин выехал навстречу на танке или иной бронетехнике.

Однако никаких признаков активной деятельности со стороны хозяина дома не наблюдалось. В данный момент не наблюдалось. В саду было тихо. Шелестела трава под ногами психоаналитика, листья деревьев колыхались от ветра. В самом доме не горел свет. Там все будто вымерло.

Лаврентьев дошел до крыльца особняка и остановился. Над дверью висел прожектор. На какую-то долю секунды психоаналитик подумал, что тот сейчас вспыхнет мощным светом – но нет, ничего такого не произошло.

Лаврентьев прислушался. Из дома не доносилось ни малейшего звука. Боясь, что его пациент мог притаиться и сейчас ждет не дождется, чтобы нажать на курок, Лаврентьев громко прокричал:

– Андрей Викторович! Это я – Лаврентьев!

Звуки голоса растаяли в пространстве. Психоаналитик вновь прислушался. Обычно на его окрик Фомин откликался. Он ведь еще не стал «врагом».

По-прежнему в ответ не доносилось ни звука. Это уже очень не нравилось Лаврентьеву. Он решил поменять тактику и постучал в стекло двери. Раз, другой. Опять прислушался. Ничего.

Психоаналитик резко оглянулся. Ему вдруг показалось, что за спиной он услышал некий шорох. Сердце учащенно заколотилось. Вокруг была лишь темнота, через которую едва угадывались силуэты деревьев. Скрипнула ветка, и Лаврентьев невольно вздрогнул. Темнота становилась зловещей.

Проклятый дом с его безумным хозяином в это мгновение, казалось, притянул к себе всю отрицательную, дьявольскую энергию, которая воздействовала на мозг. И психоаналитик ощущал это воздействие, хотя и считал до сей поры свою психику твердой, не поддающейся влиянию никаких раздражителей.

Лаврентьев почувствовал, что оставаться на месте уже выше его сил. Он повернулся к двери и схватился за ручку с намерением ее хорошенько подергать и, может быть, таким образом привлечь внимание хозяина этого опасного особняка. К его удивлению, дверь легко открылась. Эта новая деталь еще больше поразила Лаврентьева. Боявшийся, очень сильно боявшийся «врагов» Фомин всегда закрывал дверь, и не на один засов. А тут... Дверь не на запоре.

Лаврентьев не мог поверить в это. Но факт оставался фактом. Вход в дом был свободен. И, поколебавшись с минуту, Лаврентьев сделал нерешительный шаг, вошел внутрь и сразу же остановился. Фомин мог приготовить ловушку Им, в которую психоаналитику попадать совсем не хотелось.

В который раз он позвал своего пациента:

– Андрей Викторович! Вы меня слышите?

И в который раз не получил ответа. Либо хозяина дома не было, либо он затаился с намерением вытворить некую пакость в отношении гостя.

Но в пакость Лаврентьев отчего-то не верил. Ведь они договаривались о встрече. Сегодня вечером. Да и в то, что хозяина дома не было, тоже не верилось. Куда мог уйти Фомин? Он ведь так боится Их. И сегодня Лаврентьев должен был раскрыть Фомину, кто же эти «враги». Он обещал это. А значит, Фомин должен был ждать его. Однако...

Лаврентьев вспомнил, где находится выключатель, протянул руку к стене, нащупал его и включил свет.

Веранда была пуста. Не желая топтаться на месте, врач двинулся дальше. Он вошел в гостиную и в первую очередь позвал Фомина. Затем включил свет в гостиной. Никаких признаков жизни. Окно, высаженное накануне пулей, было закрыто подушкой. На столе лежал ПТУРС, но ни «Беретты», ни «Ремингтона» не было видно. Тут же, на столе, лежал фонарик.

Лаврентьев подошел к столу, осмотрел предметы, находящиеся на нем, взял фонарик, а затем стал подниматься на второй этаж. Он отказывался верить, что Фомина нет в доме. Хотя, по большому счету, ему было наплевать на него. Но вначале он должен был получить ценные бумаги. Обязательно получить.

Он включил свет в коридоре второго этажа и обследовал каждую комнату наверху. Хозяина особняка не было. Это уже не вызывало сомнений.

Лаврентьев спустился вниз. Если бы он мог знать, где Фомин хранит свои ценности... Но этого он не мог добиться от пациента даже на своих сеансах.

Лаврентьев плюхнулся на диван. Нужно было что-то делать. Но что? Искать Фомина. Но где его искать? Куда он мог уйти? И почему?

Задачка была со многими неизвестными. И ни одно из них он не мог заменить другим, чтобы упростить ее условие. Все неизвестные представлялись жутко самостоятельными, и вследствие этого задачка казалась неразрешимой.

Так, в раздумьях, психоаналитик просидел какое-то время. Его руки автоматически поглаживали стальную поверхность фонарика, глаза блуждали по комнате, не останавливаясь ни на одном предмете. Он был в растерянности. Теперь ему самому уже была необходима помощь.

Стукнула дверь. Затем раздался скрип половиц. Лаврентьев подскочил на месте, затравленно оглянулся и бросился к столу. То ли он хотел за него спрятаться, то ли схватить реактивную установку, которой пользоваться не умел, в силу чего в его руках она была бы бесполезным предметом.

Дверь в гостиную приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулось гладкое дуло.

Лаврентьев от страха так и присел возле стола.

– Это вы, доктор? – раздался приглушенный голос из-за двери.

Лаврентьев судорожно дернулся.

– Я, Андрей Викторович, – сдавленно произнес он и даже приподнялся из-за стола.

Дверь раскрылась во всю ширь, и в гостиную вошел Фомин. На нем было кашемировое пальто, в одной руке он держал «Ремингтон», в другой – «Беретту». На лице у хозяина особняка была загадочная улыбка.

Фомин прошел уверенным шагом к столу и положил на него оружие.

– Я видел у калитки машину, – голосом человека со здоровым рассудком произнес он. – Я узнал ее, доктор. Она ваша. И понял, что вы здесь.

– Я же обещал, – выдавил из себя Лаврентьев.