Рассекреченное королевство. Испытание - Ровенна Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы замолчали. Минуты проходили за минутами, и я начала задыхаться в тесноте каюты.
Настойчивый стук в дверь заставил нас обеих подпрыгнуть на месте, но, как мы и предвидели, за дверью оказался Теодор.
– Те чучела, – Теодор пригладил растрепанные волосы, – это городской глава Поммерли и Мерхевен.
– Не ты? – выпалила я прежде, чем успела сообразить, что говорю.
– Разочарована? – Теодор натянуто усмехнулся. – Нет, не я. На самом деле эти люди рады меня видеть. И тебя. И, вероятно, Аннетт. Не обижайся, но их, похоже, не особо волнуют господа сановники и особы королевской крови.
– Так что же они хотят?
– Полагаю, люди там, на берегу, недовольны местными властями и пытаются нам об этом сказать. – Теодор вытащил из кармана несколько матерчатых лоскутов и протянул мне. – Это было в бутылках.
– Не взрывчатка? – На губах Аннетт появилась несмелая улыбка. – Мой кузен лейтенант, похоже, решил, что это – плавучие бомбы.
– Это похлеще взрывчатки, – пробормотала я и принялась читать, передавая, по мере прочитанного, лоскуты Аннетт. – «Предатели народа, предатели короны. Еще одни налоги вместо выборов – и кто-то лишится головы».
Оставшиеся клочки материи я быстро пробежала глазами.
– Они отказались проводить выборы?
– Похоже на то, – кивнул Теодор. – Мерхевен заявил, что возникли некоторые сложности в проведении реформ в Хейвенспорте, однако эти послания свидетельствуют о нарочитом затягивании процесса или же о том, что именно так это воспринимается населением.
– А как ты это воспринимаешь? – поинтересовалась Аннетт, аккуратно, насколько это было возможно, разглаживая кусочки ткани.
– Не знаю. Я никогда не считал Мерхевена обструкционистом. С другой стороны, последнюю пару месяцев он провел в Галатии. Вполне вероятно, он виновен лишь в том, что является одним из самых могущественных лордов Хейвенспорта.
Аннетт задумалась, затем снова окинула взглядом берег.
– А как насчет лорда города?
– Согласно «Биллю о реформе», он должен был войти в состав правительства после того, как будет избран выборный комитет. Этого не случилось. И люди, видимо, решили, что лучший способ поставить меня об этом в известность – устроить наглядную демонстрацию.
– Бог мой, почему бы в следующий раз им не написать письмо? – спросила Аннетт.
– Мятеж многому их научил, – тихо произнесла я. Аннетт и Теодор выжидательно уставились на меня. – Сами по себе слова их тогда не удовлетворили и, насколько понимаю, не удовлетворяют и сейчас. Поэтому им и потребовалось применить силу.
– Это не сулит ничего хорошего. – Лицо Теодора застыло.
– Знаю.
– Полагаю, мы останемся на корабле? – уточнила Аннетт.
– С одной стороны, – протянул Теодор, – да, угроза нашей безопасности существует, и нам следует отменить все мероприятия на берегу. С другой стороны, люди настроены к нам доброжелательно. Ну и солдаты, само собой, всегда готовы услужить нашим королевским персонам. – Теодор ухмыльнулся. – Думаю, если мы сойдем на берег, то не прогадаем: мы завоюем доверие людей… В конечном счете мне просто необходимо встретиться с Поммерли. Нельзя упускать шанс подтолкнуть реформы и ускорить их реализацию. Нет ничего хуже, чем топтаться на месте: таким образом мы демонстрируем некомпетентность и бездарность как местных лордов, так и королевской власти.
– Если пойдешь ты, пойду и я. – Я гордо вздернула подбородок. – Но я не собираюсь гонять чаи с расфуфыренными леди. Почему эти послания написаны на лоскутах?
– Эти лоскуты – отрезы старой парусины. Кораблестроение и рыболовство здесь – основные ремесла. Я думаю, люди дают нам понять, что они – простые рабочие.
– Тогда я хочу увидеться с рыбаками. Или корабельными плотниками. Я хочу показать, что мы прислушиваемся к их словам.
Теодор колебался: прежде чем отправить меня, женщину, одну, на встречу с представителями рабочего класса Хейвенспорта, ему необходимо было взвесить все «за» и «против».
– Мерхевен что-нибудь придумает. И ты будешь под охраной – это не обсуждается.
– Конечно, – согласилась я. – Аннетт, не хочешь немного прогуляться по берегу?
– Почему бы и нет? – откликнулась, глубоко вздохнув, Аннетт.
Доки Хейвенспорта казались не такими огромными, как в нашем городе, в Галатии, и были рассчитаны в основном на рыболовецкие суда. В то время как Галатия всячески поощряла внутреннюю и внешнюю торговлю, в доках Хейвенспорта, похоже, интересовались только сетями, полными рыбы. Окруженные солдатами, мы с Аннетт подошли к причалу. Там сгружали пойманную рыбу и там же располагались приземистые домишки-цеха, где эту рыбу сортировали и солили. Аннетт сморщила нос и незаметно вытащила из кармана надушенный платочек, я же полной грудью вдохнула воздух, пропитанный запахами честного труда.
– В Галатию и зарубежные страны мы преимущественно доставляем засоленную рыбу, – вещал дородный владелец рыбацкого цеха, судорожно потирая вспотевшие руки.
Вынужденный сопровождать двух леди из королевской делегации, он на удивление великолепно справлялся с этой задачей, поставленной перед ним в самую последнюю минуту, его даже не смущали солдаты, которые не давали и шагу ступить без того, чтобы не обшарить каждый встреченный нами угол и закоулок.
– В основном это «белая» рыба – морская рыба с мясом белого цвета – и серебристая треска. Такая рыба хорошо просаливается.
Хозяин цехов замолчал и оценивающе покосился на нас. Я, хотя меня мало заботило все, что он нам рассказывал, ободряюще улыбнулась.
Внезапно в полутьме цеха я заметила проблеск чего-то красного, радующего глаз. Яркий всполох – красный колпак, такой родной и такой знакомый – не ускользнул и от внимания хозяина цеха, он подобрался, словно гончая.
– Эй! А ну снимай! – заорал он и с какой-то воздушной легкостью подскочил к одному из работников.
Виновника происшествия тотчас же загородили его товарищи, тоже нацепившие красные колпаки.
– Вы же знаете, – запыхтел хозяин, – я запрещаю носить подобное на работе.
– Но почему? – спросила я, приближаясь к ним сзади. И хозяин, и работники немного смутились.
– Потому что… – замямлил хозяин, и яркий румянец разлился по его лицу. Он не знал, дозволено ли вступать в спор со спутницей принца, даже если она всего-навсего обыкновенная белошвейка.
Брови мои поползли вверх: к моему несказанному удовольствию разговор свернул на интересующую меня тему, и я с любопытством ожидала ответа хозяина, потому как понятия не имела, чью же сторону мне тут принять.
– Потому что они тлетворны, – наконец решился хозяин.
– Тлетворны… – повторила я. – Треска как следует не просолится, если ее будут солить рабочие в красном?