Империя мертвецов - Кэйкаку Ито

повисшую саблю. Попытался воткнуть ее поваленному мертвецу в грудь, но тот отбил удар вторым клинком, вскочил на ноги движением, которое явно превосходило возможности человеческих суставов, скользнул капитану за спину и нанес оставшейся рукой чудовищный удар. Барнаби, развернувшись, в последний миг успел парировать, но равновесие потерял и подался вперед на пару шагов. Вытянутая рука мертвеца на миг, дрожа, зависла в воздухе, а затем он повалился на пол.

Я разрядил последний патрон «Уэбли» прямо ему в затылок.

– Эй! – Барнаби разъяренно впился в меня налившимися кровью глазами.

Пожалуй, лучше умолчать, что решив, что по мертвецу я все равно промажу, на этот раз я целился в него.

Ямадзава, который рассек своего противника до груди, подался назад – и сабля мертвеца вышла из его тела. Я бросился было к нему, но он отмахнулся:

– Органы уклонились от удара.

Эти слова повергли меня в недоумение.

А в центре зала, в котором теперь лежало два трупа, безмолвно глядела на все это безобразие похожая на ежа металлическая полусфера.

Послышался щелчок.

Пока я останавливал Ямадзаве кровь, чьи-то невидимые пальцы будто нажали на один из торчащих из полусферы гвоздей, и, подняв голову, я заметил, как тот поднимается обратно.

Щелчки продолжились, и внутрь механизма каждый раз погружалась новая игла. Одновременно зашуршала бумага и закрутился цилиндр в основании полусферы. Бледный как полотно Ямадзава кивнул, и я спешно закончил перевязку.

Огромный пишущий шар[38] самостоятельно пришел в движение. Такие аппараты с поршневыми клавиатурами на полусфере предшествовали печатным машинкам квадратной формы, но их еще не настолько вытеснили с рынка, чтобы они считались редкостью. Разумеется, в обычных пишущих шарах ни о каком автоматизме речи и не шло.

На выпущенном листе значилось: «Welcome»[39].

Я с трудом подавил желание оглянуться по сторонам и сосредоточил все свое внимание на шаре. После небольшой паузы клавиши снова начали опускаться:

«Представьтесь», – появилось на новой строке. Барнаби пристроился рядом и смотрел на чудо техники с недоумением ребенка. Я же положил палец на клавишу «J», но затем передумал и нажал на «W». Потом «A», затем, немного поколебавшись, вместо «T» выбрал «L». S, I, N, G, H, A, M.

«Уолсингем», – набрал я.

Несколько секунд пишущий шар молчал, а затем написал: «Какая встреча спустя двадцать лет».

«YES»[40], – дрожащими руками ответил я, и у меня появилось еще несколько секунд на размышления. Двадцать лет назад произошли события в Трансильвании. Ван Хельсинг и Сьюард уничтожили королевство мертвецов.

«Пари окончено. Я победил», – написал шар.

Я глубоко вдохнул и молча набрал следующее послание. Барнаби с Ямадзавой неотрывно следили за моими пальцами.

«THE ONE»[41].

Пишущий шар как будто задрожал под моими руками, но это, должно быть, мне просто показалось. Так или иначе, он не стал уточнять, вопрос это или утверждение, а попросту проигнорировал мою запись.

«Мой скромный презент».

У дальней стены послышалось шипение пара, и часть ее раскрылась. За отъехавшей вниз панелью размером с планшет для рисования оказался прямоугольный альков. А внутри – черный ящичек кубической формы раза в два меньше по объему, чем его вместилище. Барнаби вытащил его. Пять граней, исполняющих роль крышки, заскользили вверх, и он поспешно поставил коробочку на пол. Мы окружили таинственный предмет, а капитан снова взялся за крышку и на этот раз ее снял. Ящик был до отказа заполнен прямоугольными карточками. Толстые пальцы моего напарника с большим трудом вытащили одну, он осмотрел ее на свет. По размеру как перфокарта, но месиво из проколов выглядело так, как будто кто-то выпустил по ней очередь. Барнаби явно хотел попробовать карточку на зуб, но я его остановил.

Пишущий шар снова пришел в движение.

«Япония мне больше не нужна. Наш контракт с правительством истек».

В голове точно вспыхнул электрический разряд. Это «Записи Виктора», только в перфокартах!

«Что ж, передавайте Уолсингему привет, доктор Ватсон».

Я, мягко говоря, удивился, и тут прямо передо мной щелкнуло металлическое крепление, и все клавиши шара разом опустились, будто сомкнулись объятья «железной девы». Поршни медленно подняли их в исходное положение, но на основании «гвоздей» застыла темноватая жидкость. Я тут же отпрыгнул и закрыл лицо руками, приготовившись к взрыву, но, как ни странно, ничего не произошло. Когда я набрался смелости выглянуть сквозь пальцы, то липкая жидкость уже начала капать на пол, образовав черную лужу.

Ямадзава подошел к шару, даже не поморщившись от боли, спокойно обнажил саблю и так же спокойно ее убрал. С сухим щелчком на пол свалилась рассеченная надвое трубка вроде горна, которая, вероятно, крепилась внизу полусферы. На самой же металлической поверхности появился надрез, а затем половинки распались в разные стороны. Внутри оказалась еще одна полусфера, точнее, две покрытые складками четверти. Там, где им быть совершенно не полагается. Увидев в столь неподходящем месте полушария мозга, Ямадзава коротко ахнул.

А мой взгляд остановился на пучке кабелей, отходящих от мозга на столе в пол.

Мы молчали всю дорогу до Энрёкана, куда отвезли раненого Ямадзаву, и не проронили ни слова по пути к консульству. Я велел Барнаби не мешать и заперся в своих апартаментах вместе с Пятницей. Организм требовал немедленно рухнуть в постель, но я ему не внял. На секунду задумался, почему это у меня дрожат руки, но потом сообразил, сколько раз за сегодняшнюю ночь я чуть не лишился жизни. Тело связано с разумом не вполне напрямую. Между ними – безбрежная душа, нематериальная система связей. Когда эта система разрушается, в пространство улетучивается около двадцати одного грамма информации. Привилегией материальности обладает не только физическое тело.

Я подготовил портативный Внедритель и подключил электроды к голове Пятницы.

Рассмотрел перфокарты, раздобытые в «Осато Кемистри», под светом лампы. На первый взгляд – просто металлические пластинки, которые изрешетили из автоматического пулемета. Даже отверстия разного размера. Как ни погляди – просто бессистемное месиво. Я перевернул ящичек и высыпал все карточки, разложил их веером. На одной перфокарте, например, оказалась единственная дыра диаметром практически во всю ее ширину. Довольно часто проколы наслаивались, а иногда попадались квадратные и даже шестиугольные отверстия. Я попытался выискать какое-то указание на порядок следования карт, но ничего подобного не обнаружил.

Тогда я взял крайнюю, пропустил через Внедритель и посмотрел на реакцию Пятницы.

У него по лицевым мышцам прошла судорога, а глаза завертелись.

Из-под пера мертвеца вышел какой-то бессмысленный алфавит. Музыкальный инструмент просто воспроизвел партитуру. Пятница не различает случайный набор символов и текст пьесы Шекспира. А сейчас он даже не