Запретный плод - Эмма Холли

– Он же был твоим отцом.

– А Фред мой брат! И куда более близкий человек. – Эдвард повернулся к Флоренс и всмотрелся в ее лицо. Рука, лежавшая на колене, была напряжена. – Знаешь, ты правильно поступила, когда ткнула мне в лицо моей холодностью. Я действительно мог обидеть брата. Порой я совсем как отец. Он презирал Фредди, считая его никчемным. Он заставил его чувствовать себя нежеланным ребенком. Отец так и не понял, что Фреда просто нельзя было вогнать в те рамки, которые он считал приемлемыми для сына графа. И Фред боролся изо всех сил с этой холодностью, нарушая запреты. Я думаю, на самом деле мой брат куда сильнее меня.

– Почему тогда ты защищал его?

Эдвард сжал ладонь в кулак. Этот жест заставил Флоренс отвести взгляд, словно она увидела что-то, что не должна была видеть.

– Мне нравилось защищать его перед отцом. Думаю, мне понравилось бы куда меньше, если бы отец относился к нам одинаково, понимаешь? – Он горько усмехнулся.

Это было настоящим откровением. Так вот чего он стыдился! Вот что заставляло его чувствовать вину перед братом! Как глупо искать оправдания детским поступкам спустя столько лет, подумала Флоренс. Она потянулась к Эдварду и осторожно поправила волосы, свесившиеся на лоб. И хотя жест был вполне невинным, она призналась себе, что гладить его волосы без перчаток удивительно приятно.

– Знаешь, викарий – мой отец – часто повторял, что дурные мысли часто посещают хороших людей. И хотя церковь считает их греховными, они не имеют ничего общего с поступками, – задумчиво пробормотала девушка. – Ты был ребенком, а дети по-своему борются за любовь родителей. То, что тебе нравилось быть первым, не давало твоему отцу права быть жестоким. И потом, Фредди сполна получил материнской любви и ласки. Но ведь ты же не станешь винить свою мать в излишней мягкости к нему, даже если это раздражало отца? В том, как сложилось детство Фреда, нет твоей вины.

Несколько минут Эдвард молчал, а затем устало ответил:

– Ты очень мудрая маленькая леди. И очень великодушная.

– С тобой легко быть великодушной, – мягко ответила Флоренс и дотронулась пальцами до его щеки, колючей от щетины. Он перехватил ее руку и быстрым движением прижался к ладони губами.

И тотчас, словно совершил что-то преступное, отпустил се пальцы и поднялся. Запахнув плащ, он сказал, не глядя на Флоренс:

– Мне нужно узнать заключение Дженкинса о состоянии брата. До этого момента прошу тебя оставаться здесь.

Не дожидаясь, пока Флоренс скажет что-то в ответ, Эдвард зашагал прочь. Его прямая спина и расправленные плечи ясно демонстрировали, что граф Бербрук снова стал самим собой.

Флоренс смотрела ему вслед, и странное тяжелое предчувствие нарастало в ее душе, нашептывая, что она уже совсем не та, кем была несколько недель назад.

Она снова прошла по коридору мимо комнаты Фредди, пытаясь понять, спит ли ее жених. Она бродила по дому добрых полчаса, неизменно оказываясь в этом коридоре и усиленно прислушиваясь. Дворецкий сообщил ей, что виконту вкололи большую дозу морфина.

Флоренс осознала, что стоит у окна, трагически прижав руки к груди. Собственная поза показалась ей столь искусственной, что она опустила руки и обеспокоено оглянулась.

Мысли об Эдварде не покидали ее ни на минуту. Как он посмотрел на нее, прежде чем уйти! А что, если бы в этот момент она...

Всплеснув руками, девушка отвернулась от окна и снова стала мерить шагами коридор. О чем она думает? О том, как он прижался губами к ее ладони? С какой благодарностыо и печалью взглянул на нес?

Странное дело: ей казалось, что сегодня она узнала о нем что-то настолько личное, словно проникла в его душу. Казалось, теперь она сможет читать его как открытую книгу. Эдвард стыдится своего сегодняшнего состояния. Он думает, что она сочтет его слабым и жалким. Как он заблуждается!

Неужели всякий целеустремленный человек с железной волей – существо настолько ранимое? Настолько, что убитая лошадь заставляет страдать, а вина за поступки, совершенные в детстве, преследует всю жизнь? Неужели это настоящее лицо графа Грейстоу? И что это меняет для нее? Одно дело влечение, которое она чувствует к нему, – в конце концов, подобную тягу можно со временем преодолеть. Но, увидев однажды душу человека открытой и незащищенной, сложно уже представить себе способ забыть об этом.

Она в растерянности остановилась у двери в комнату Фреда. Дверь тут же распахнулась, выпуская наружу Найджела Уэста. Только сейчас Флоренс в надежде отвлечься позволила себе рассмотреть управляющего. Это был мужчина средних лет, седина уже коснулась его висков и мелькала в темных волосах. При всем своем субтильном телосложении Найджел имел очень значительный вид, почти такой же суровый, как у хозяина, чьи обязанности Уэст выполнял в его отсутствие. Только глаза у него были серыми и добрыми, и лучики морщинок разбегались в уголках, когда он улыбался.

– Кажется, виконт наконец уснул, мисс Фэрли, – сообщил управляющий, и глаза его добродушно заискрились. – Он даже не дождался, пока я взобью ему подушки, представляете себе! Вы можете проведать своего жениха, но едва ли он проснется. Думаю, он проспит еще очень долго.

– Я... э-э, наверное, не буду его беспокоить, – пробормотала Флоренс, отступая. – Ухаживать за Фредом будете вы? Конечно, экономка может прислать пару служанок, но, думаю, виконту будет более приятно общество мужчин.

Брови управляющего поползли вверх, словно она сказала что-то в высшей степени неприличное, и Флоренс смутилась. Возможно, она преступила границы дозволенного: будучи всего лишь гостьей, она не имеет права руководить действиями слуг. Возможно, все в доме ждут только приказов графа. Девушка уже была готова извиниться, как Найджел словно вышел из оцепенения и кивнул.

– Полагаю, ухаживать за ним буду именно я. Когда граф дома, у меня почти нет работы, и я с радостью позабочусь о виконте.

Флоренс с облегчением вздохнула. Кажется, обошлось без того, что ей укажут ее место.

– Вы давно служите здесь?

– С тех самых пор, как отец графа заплатил за мое обучение. – Найджел усмехнулся, заметив, как поражена Флоренс его словами. – Похоже, вы уже наслышаны о нраве старого графа? Не стану отрицать – он был сущий дьявол. Но этот дьявол считал, что любое вложение окупается сторицей. Я обязан Бербрукам всем, что имею, и никогда не забуду об этом. Старый граф сделал меня тем, кто я сейчас.

Флоренс кивнула и отвела взгляд. Она и сама была многим обязана этой семье, которая приняла ее, деревенскую девушку, без единого вопроса, как равную, позволив влиться и занять место рядом.

– Они очень странные люди, не так ли? – тихо спросила она.

– Да, – так же тихо ответил Найджел. – Но каждый из них – удивительный человек. Лучших друзей, чем здесь, вам не найти.

«Друзей...» – подумала Флоренс с тоской. Если бы ей было нужно только это!