Делай, что хочешь - Елена Иваницкая

– Не только. Еще с тех пор, как мы приехали. Я ведь совсем ребенок была. Вы пока расставьте книги, ладно? Еще много чего надо обсудить.

Обсуждать пришлось угощение. Вино, изюм, цукаты, соленое печенье. Попросил взять у Карло бренди. И для детей орехов и мармелада.

Подлетевшая Анита кинулась Герти на шею и горячо расцеловала. Повернулась ко мне, разрумянившись с разбега: «Я помогу, я помогу!» Подхватила стопку пестрых скатертей и порхнула на улицу застилать столы. Через минуту ворвалась обратно и попыталась отнять у меня книги: «Сидите, сама справлюсь!» Когда я не позволил, вновь вылетела и влетела. Принесла вина. Немножко плеснула и себе, пока дед не видит. Вдруг начала хвалить Герти. Такая красоточка, на нее так заглядываются! А почему у вас разные фамилии, ведь Старый Медведь вам дядя? Наверное, муж покойной тети, да? Ну скажииите!

Вот оно что. Хитрая лисичка расхваливает любящему брату любимую сестренку. Ответил, что с дядей у нас и правда разные фамилии, но мой дядя далеко. Она прикусила губку. Где? Не понимаю. Разве они вам не двоюродные? А сколькоюродные?

Крошка Анита и в одиночку создавала впечатление, что вокруг слишком много женщин.

– Видно, отцом будешь хорошим, – сказал мне старик-хозяин, хлопнув по плечу. – Ну какой парень про детвору бы вспомнил? А ты позвал.

Можно было бы ответить словами Ларошфуко: хвалить человека за достоинства, которых у него нет, значит безнаказанно наносить ему оскорбление.

Улочку затопил народ, освободив круг, где малыши стайкой воробьев носились за Герти, завивали хоровод змейками и восьмерками, ныряли в воротца из поднятых рук и пели что-то, из чего я разбирал только припев: «С камушка на камушек, с камушка на камушек». Речка, что ли, бежала с камушка на камушек?.. Жизнь, наверное.

– Жизнь написана женщиной? – спросил я Марту, чуть-чуть пожимая ей пальцы и показывая глазами на Герти с детьми. Она сразу поняла и улыбнулась:

– Нет, всеми вместе. А эту главу вы сами придумали.

Малыши не уставали бегать и визжать, а взрослые – любоваться. Я видел, что Герти замучилась.

– Беготню прекращаем, – тихо сказала Марта.

Взрослая церемония состояла в том, что народ втекал в контору и вытекал к столу, разбирая стаканы. Над дверью висела гирлянда из виноградных листьев, ивовых плетей и веток цветущего шиповника. На двери блестела латунная табличка: «Бюро Александра Нермана». В керамических кувшинах по краям стола были расставлены кисти трубника. Разлапистый фикус в тяжелой керамической кадке дополнял парадность.

Дядин подарок, чугунная скульптура пользовалась таким успехом, что я вынес ее наружу. Рассматривали, обсуждали. Кто это схватился с филином, сокол или ястреб? И кто кого задерет? Я понятия не имел, дерутся ли эти птицы в природе, но не удержался заявить, что где-где, а на письменном столе побеждает филин. Как символ мудрости.

Юджина не появилась. Старый Медведь извинялся: на заводе осложнение, как бы не пришлось выключать камеру, вызвали помощь, да и ему самому, наверное, придется поехать туда. «Ты уж прости, если исчезну»

Надежда увидеть сестер нарядными не оправдалась. Они только сменили клетчатые рубашки на белые. Зато Анита цвела красно-желтыми лентами и оборками.

Почтенный возраст расселся на скамейки и табуреты. Молодежь выпивала стоя. Чуть поодаль некто с костылем и палкой гордо-упорно оставался на ногах. Светлолицый, немолодой, очень прямой. К нему подходили, словно на поклон. «Это десятник лазутчиков, – с почтительным придыханием объяснила Анита. – У него, представляете, нет ноги по колено и руки по локоть» Понятно, что герою оставили должность из уважения и для морального руководства.

Старый Медведь и сестры наливали вино и занимали народ разговорами. От меня требовалось только стоять у дверей в контору и обмениваться репликами и рукопожатиями. Анита упорно держалась рядом, словно пришпиленный к плечу бант.

– Глядите, капитан пришел, – бурно зашептала Анита. – Глядите, с женой. Значит, приехала. Она тут нечасто бывает. Ой, какая шаль! Да куда вы смотрите?

Смотрел я на Андреса, медленно подвигавшегося к нам. Заметила, взмахнула ресницами и выпалила: «Красавчик, правда? А вы красивей!»

Андрес и капитан приближались с разных сторон. Бессознательно глядя то на одного, то на другого, я удивлялся их сходству, не понимая, в чем оно. Капитан был гораздо старше и никак не красавчик. Грубый шрам тянулся у него со лба на висок, разрывая сильную бровь и оттягивая вниз левый глаз. Так в чем же дело? Может быть, в этом повороте головы – орлиная шея над распахнутым воротом? Но так держались многие.

Догадался. В них обоих чувствовалось страшное напряжение, которое оба пытались скрыть. Что происходит с Андресом, я представлял довольно точно. Но что с капитаном? Когда он подошел, я спросил: что случилось? Неприятные известия? Он удивился: почему вы решили? Потому что ваша тревога бьет в барабан. Даже странно, что никто не слышит.

– Нет, пока по-прежнему. Хотя перебежчик…

– Ах, не надо об этом, – взволновалась его нервно-красивая жена. – Пожалуйста, не сейчас.

Кружевная шаль от нетерпеливого взмаха руки плеснула белым крылом. В круге пернатых образов капитан – больной орел, жена – беспокойная голубка.

– Это ваша невеста? – заворковала она, приобняв Аниту. – Такая милая.

Повисла неловкость, которую я нарочно хотел потянуть. Но капитан мигом ее сгладил. Герой джентльмен. Мы выпили, жена подхватила его под руку, и они поплыли по реке народа. Вокруг них завивались водовороты. Я подумал: его здесь любят, а ее – нет. В конце улицы вскипел прибой.

– А вот и знаменосец порядка, – сообщила Анита. Отцепить этот бант было невозможно. Я вздохнул:

– Что это значит?

Впрочем, странное словосочетание напоминало о чем-то… историческом, но недавнем.

– Это же титул диктатора?

Она растерянно заморгала.

Чей-то нос просунулся между нами, и скрипучий голос выдал справку:

– Диктатора называли знаменосцем славы. Знаменосец порядка – это гражданская экспедиция. То есть общественная безопасность. Детка, иди отсюда. У нас интервью.

Репортер. Но я увидел – цаплю. Длинный нос, длинная шея, круглые внимательные глазки, приглаженные перышки серых волос на вытянутой голове, а еще серая куртка и высокие сапоги на длинных ногах.

И вдруг я понял, откуда прилетели все эти птицы. Из раннего детства, когда меня почти не было. Словно раскрылись позабытые сказки с картинками. От этого воспоминания стало так неловко, что я не расслышал вопроса репортера. Он подождал, помолчал и покровительственно щелкнул клювом. То есть усмехнулся.

– Не получается? Ничего. Пишем: впечатления переполняют меня. Я восхищен мужеством и героизмом ополченцев, стоящих на страже дальнего рубежа нашей родины, – стилограф бежал по странице блокнота. – Хотя трудные обстоятельства требуют постоянной готовности к отпору, жители границы добились замечательных хозяйственных успехов. Свободолюбие и неустанный труд, широкая песня и задорный смех – вот душа моих новых земляков. Ясно? То-то же. Ваша писулька уже у меня. Если поправить, то сойдет. А что вам сказал капитан?