Супернова - Марисса Мейер

Она постепенно привыкала к одиночеству.

После короткого отдыха их вели в столовую с прикрученными к полу узкими столами и табуретами, где они получали еду – единственную за день. Кухня была отделена каменной стеной с узкими проемами, пройти через которые могли лишь подносы с пищей.

Качество пищи в точности соответствовало ожиданиям Новы. Впрочем, надо было признать, что эта кормежка была не намного хуже того, к чему привыкла Нова за годы жизни в туннелях метро. Изо дня в день им давали черствую булочку, пюре из разваренных до неузнаваемости овощей, печеную картошку и рыбу. Нова не знала, что это была за рыба, но подозревала, что самая дешевая. По воскресеньям, если заключенный провел неделю без замечаний, к рациону добавляли ломтик сыра.

После еды их снова разводили по камерам. Все эти процедуры с момента утреннего построения занимали примерно два часа. Остаток дня арестанты проводили в тишине и одиночестве, а вечером в камерах выключали свет. Нескольких заключенных с большим сроком, которые сидели уже давно и пользовались относительным доверием, отправляли на работы в прачечную или на кухню. Сначала Нова сочла, что это ужесточение режима, но очень скоро поняла, что долгие часы изоляции – куда худшее наказание.

Впервые в жизни неспособность спать стала казаться Нове не даром, а проклятием. Она отдала бы что угодно, лишь бы не проводить восемь ночных часов наедине со своими мыслями.

Так тянулись дни, монотонные и невыносимо тусклые.

Каждое утро Нова встречала с надеждой получить хоть какой-то знак от Аса, но ни во дворе, ни в столовой он не появлялся. Она предполагала, что его, скорее всего, держали в одиночке. Но когда она попыталась расспросить о нем одну из заключенных, женщина уставилась на нее, будто Нова говорила на иностранном языке, и буркнула только:

– Ас Анархия мертв.

Нова надеялась, что дело было в том, что от заключенных скрыли поимку и арест Аса, а не в том, что он умер уже здесь, в тюрьме.

Теперь, после всего, что произошло, она бы этого не перенесла.

Чтобы не свихнуться на этой почве, Нова решила больше никого об Асе не расспрашивать, пусть даже это отдавало жалким самообманом. Новая потеря окончательно сломила бы ее.

На семнадцатый день заключения Нова стояла возле умывальника с полным ртом зубного порошка, пытаясь как можно тщательнее вычистить зубы за отведенное время. Боль в спине – в том месте, где ей вживили чип, наконец прошла.

Нова старалась извлекать максимум удовольствия из самых простых вещей. И тут, впервые с момента ее поступления в Крэгмур, привычный распорядок был нарушен. В туалетную комнату вошел начальник тюрьмы и тихо заговорил с охраной.

Это было так необычно, что все заключенные замерли.

Охранник повернулся в ее сторону, и их взгляды встретились в длинном грязном зеркале.

Сплюнув в раковину, Нова торопливо прополоскала рот, а через секунду тот же охранник вырвал из ее руки зубную щетку – очевидно, сочтя ее потенциальным оружием.

И правильно, подумалось Нове. Она была вполне способна причинить вред даже щеткой, если бы захотела.

Выпрямившись, Нова неожиданно увидела в зеркале лицо. Не свое и не соседки.

У нее екнуло сердце. Нарцисса. Она пристально разглядывала Нову. Потом предостерегающе поднесла палец к губам, покачала головой и исчезла.

Нова уставилась на собственное изумленное отражение, гадая, не привиделось ли ей это. К чему было Нарциссе показываться ей здесь? И что значил этот явный призыв к молчанию? Что, по ее мнению, могла выболтать Нова?

– Семьсот девяносто второй! – рявкнул охранник.

Нова вызывающе уставилась на него.

– Нова, – процедила она сквозь зубы. – Меня зовут Нова.

Подойдя к охраннику, начальник тюрьмы оценивающе посмотрел на нее.

– К вам посетитель… номер семьсот девяносто второй.

Остальные арестанты обернулись к ней – столько внимания ей не уделяли со дня прибытия сюда. Интересно, подумала Нова, часто ли сюда наведываются посетители. И что это значит для остальных – предмет зависти или признак того, что она в беде?

Вытерев рот рукавом комбинезона, с волосами, еще влажными после душа, она шагнула к начальнику тюрьмы. С двух сторон тут же к ней подступили охранники, защелкнув на запястьях уже знакомые наручники.

Мысли еще бурлили от появления Нарциссы, и Нова не заметила, как прошла почти половину двора. Ее вели к зданию, в котором она еще не бывала. Только сейчас ей пришло в голову, что посетителем мог оказаться Адриан.

У нее перехватило дыхание.

Ладони в жестких перчатках вспотели.

Она надеялась, что это Адриан.

И так же отчаянно надеялась, что это не он.

Потому что… как ей теперь смотреть ему в лицо? Как заглянуть ему в глаза и продолжать врать? Врать, словно прежней лжи было мало. Врать перед лицом неоспоримой правды.

Она подумала о Нарциссе. О ее пальце у губ. О том, как та покачала головой.

Совпадения быть не могло – она наверняка знала о посетителе Новы. Что она пыталась сказать Нове? Чтобы та помалкивала? Чтобы не выдала своих секретов даже сейчас?

Мысли разбегались. Будь дело в этом, Нарцисса бы и пальцем не шевельнула.

Но со дня ареста – нет, с того момента, как Нова решила участвовать в испытаниях и примкнуть к Отступникам – она и сама была решительно настроена никому и никогда не раскрывать своих секретов. Она никогда не выболтает ничего, что могло бы быть использовано против нее или Анархистов.

Насколько Нове было известно, в деле она все еще фигурировала под именем Новы Джин Маклейн, девушки, чьей заветной мечтой было вступить в ряды Отступников.

Она почувствовала, что ложь слетит с ее губ так же легко, как и раньше. Что она сможет посмотреть прямо в глаза Капитану Хрому. Сможет даже встретиться с членами своего отряда – Оскаром, Руби, да хотя бы и с Данной, несмотря на то, что та ей устроила – и будет настаивать на своей невиновности, с дрожащими губами и умоляющим взглядом. Она сумеет пошатнуть их уверенность, путь даже не удастся разубедить их полностью.

По крайней мере, она будет морочить им голову до тех пор, пока не выяснит, что у них есть на нее.

Но если там сейчас окажется Адриан…

Пожалуйста, пусть это будет не Адриан.

Хотя…

Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет Адриан. Дайте мне увидеть его еще хоть раз.

Охранники ввели ее в комнату, где в центре круглой металлической платформы было привинчено прочное кресло. Платформа была приподнята над полом и окружена широкой и, казалось, бездонной щелью. Только узкие мостки соединяли ее с зарешеченной дверью, так чтобы заключенные не могли дотянуться до блестящих черных стен комнаты.